Пресонажи ОКБ (актёры)

[Ка.Ли.]

Я нашла аж целых двух персонажей! Бейби степс, гайз, бейби степс... И ничего, что одного из них нашла НаТот, а второму в тексте посвящены три строчки и запятая, курочка по зёрнышку! Так глядишь и до полковника Бишопа доберусь, какие мои годы!

Том Хагторп

Николас Дайк

@темы: Иллюстрации

---

Праздники

[Nunziata]

а не представить ли нам, как празднуют Рождество герои ОКБ?
Питер и Арабелла
Волверстон
Дайк
Джереми
и...

@темы: Опросы

---

I will find you

[Nunziata]

Название: I will find you
Автор: Nunziata
Форма: клип
Канон: Р. Сабатини, "Одиссея капитана Блада"
Пейринг/Персонажи: Питер Блад/Арабелла Бишоп
Категория: гет
Жанр: агнст, зарисовка
Рейтинг: PG
Исходники: видео: фильм "Одиссея капитана Блада" (1991) , также использованы фрагменты из фильмов: "Адмирал" (2015), "Хозяин Морей: На краю Земли" (2003), "Викинги" (2014), и сериалов: "Хорнблауэр" (1998-2003) , "Ястреб" (2011); аудио: "I will find you" (Clannad)
Размер/Продолжительность: 1,45 мин.; 37 Мб
Примечание: Вырвавшись из рабства, Питер Блад оказывается на Тортуге и далеко не сразу принимает решение стать пиратом. Он любит Арабеллу и в то же время осознает, что она потеряна для него. "Для меня всегда был только ты, Питер," - говорит Арабелла в конце книги. А пока - до их встречи еще должны пройти долгих три года...
клип сделан для ОК Капитанский Рупор и Морские Курочки 2016

@темы: клипы

---

"Арабелла"

[Nunziata]

Автор: Nunziata
Бета: momond
Размер: драббл, 685 слов
Канон: Рафаэль Сабатини "Одиссея капитана Блада"
Персонажи: Питер Блад, "Арабелла"
Категория: джен
Жанр: агнст, мистика
Рейтинг: PG
Примечания: Присутствуют цитаты из канона. Текст написан для ОК Капитанский Рупор и Морские Курочки 2016




— Если мы не сможем победить де Ривароля, то я потоплю свои корабли в
канале и не дам ему возможности уйти из Порт-Ройяла...

...Лунный свет, не в силах пробиться сквозь толщу воды, сюда почти не проникает, но Блад хорошо видит остов большого корабля: «Арабелла» лежит, накренившись на левый борт, носовая часть занесена песком, тем не менее, еще угадываются очертания огромной пробоины. Фок-мачта рухнула, две другие лишились реев; борта обросли ракушками, а во мраке трюмов нашли себе приют разноцветные рыбки и прочие морские твари. Лениво шевеля плавниками, проплывает рифовая акула. Хишница сыта и не обращает внимания на возможную добычу.

Внезапно стайки рыбок бросаются прочь. На квартердеке клубятся тени, в их глубине возникает мужская фигура. Мужчина ступает на палубу, и «Арабелла» содрогается, дрожь бежит по песку. Корабль, будто мифический титан, пробуждается от зачарованного сна. Его нос медленно приподнимается, и вот уже киль оторвался от песка, и «Арабелла» устремляется вверх — к залитой лунным светом поверхности моря. На юте, скрестив руки на груди, стоит капитан. И прежде, чем вырваться из тягостного кошмара, Блад успевает увидеть его лицо — и узнать себя...

…Питер Блад, губернатор Ямайки, глубоко вздохнул и открыл глаза. Как же душно. Он осторожно поднялся, стараясь не разбудить Арабеллу и подошел к окну. В приоткрытую створку тянуло пряными цветочными ароматами. Окна губернаторской спальни выходили в сад, а не на залив, и Бладу захотелось к морю: уснуть все равно больше не удастся, к тому же через пару часов рассветет.

«...Я потоплю свои корабли в канале...»

Перейти Рубикон, сжечь мосты... Тогда это казалась так просто, почему же сейчас глухо щемит в груди? Да еще сны. Впервые затонувшая «Арабелла» привиделась ему где-то через месяц после боя. Счастливый супруг и обремененный многими заботами губернатор, он не придавал этим снам особого значения. Однако до сих пор ему не доводилось встречаться с самим собой.

Его логический ум отметал зловещие морские суеверия. Жара приводит к сгущению крови и вызывает дурные сновидения — только и всего. А небольшая прогулка поможет ему привести мысли в порядок. Бесшумно одевшись, Блад спустился в сад, затем пересек двор форта и подошел к воротам.

Сержант охраны и двое рядовых вытянулись при виде губернатора:

— Ваше превосходительство?

— Откройте калитку, сержант.

— Прикажете выделить охрану? — спросил тот, делая знак солдатам.

— В этом нет необходимости.

Сержант невозмутимо кивнул: многолетняя служба давно отучила его удивляться прихотям начальства.

Скрежетнул засов, и калитка открылась. Через минуту Блад был уже на молу.

«Зачем я здесь? Чтобы убедиться в бессмысленности моих снов?» — спросил Блад себя, разглядывая пустынное море.

Тьма уступала место предрассветным сумеркам. Огромная луна стояла совсем низко, и лунная дорожка пролегала как раз там, где его «Арабелла» ушла под воду.

«А ведь сегодня ровно год...»

Блад горько усмехнулся и уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг замер, краем глаза уловив движение. Он медленно оглянулся: в лунном сиянии проступал призрачный силуэт корабля. Блад бросил взгляд на форт, чтобы понять, заметили ли призрак и там, но нет, часовые прохаживались по стене, как ни в чем ни бывало.

С каждым мгновением корабль становился все отчетливее. Чувствуя, как на лбу выступает испарина, Блад, не отрываясь, смотрел на него. В душном тяжелом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, однако прорванные ядрами паруса пузырились. Уже можно было разглядеть взбирающихся по вантам матросов. Но что это были за матросы! До предела обострившимся зрением Блад видел и испанцев — в проржавевших кирасах, разрубленных шлемах — и корсаров. Их одежда истлела, и из прорех торчали кости, а черепа скалились вечной усмешкой. Ему даже казалось, что он узнает тех, кто был когда-то в его команде: по характерным движениям, по болтающимся на обнажившихся шейных позвонках амулетам — непременно чудодейственным, но так и не принесшим удачи своим владельцам...

В проемах окон кормовой каюты мерцало зеленоватое свечение, а на квартердеке застыл высокий человек в черном камзоле. Сердце стиснули безжалостные холодные пальцы, дыхание перехватило. Кто же командует кораблем мертвецов? Дон Диего? Или... он сам? Не явилась ли ему та часть его души, которая отправилась вслед за «Арабеллой» на дно? Блад ждал, что мертвый капитан обернется, как это случилось во сне, но тот продолжал смотреть вперед.

«Арабелла» уходила все дальше и дальше, растворялась в лунных бликах, а с востока уже катился алый рассвет. И лишь за мгновение до того, как корабль исчез, Бладу показалось, что капитан вскинул руку в прощальном жесте...

@темы: Фанфики

---

Сочельник

[Nunziata]

Кажется, я его не донесла)
как же вот так - взять и не помыть героев в бане?

Автор: Nunziata
Бета: ratacate
Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада», Герман Юрий «Россия молодая» (кроссовер)
Основные персонажи: Дон Мигель де Эспиноза, Питер Блад
Пейринг или персонажи: Питер Блад, дон Мигель, Иван Рябов и др.
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Юмор, AU,
Размер: мини
Описание: Обстоятельства сложились так, что в заснеженной Московии вместе с Питером Бладом оказывается и его бывший враг дон Мигель. Ночь, мороз и русская баня: «С легким паром!» Постканон. 4-я история цикла «Враг мой»
Посвящение: моей дорогой команде, сподвигшей меня на написание этого хулиганства
Примечания автора: Матчасть и обоснуй условны, упоротый автор, AU событий «России молодой» и исторических реалий. Написано для команды Библиотека Приключений
Цикл "Враг мой"
ранее в сериале Ирония судьбы
Spes contra spem
Искушение дона Мигеля





Архангельск
декабрь 169... года

— Иногда я спрашиваю себя, что я здесь делаю, — задумчиво произнес дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес и покосился на своего неожиданного компаньона, с которым проделал долгий путь от Эспаньолы до заледенелых берегов Белого моря.

Питер Блад, сидя за столом, что-то быстро писал в потрепанной толстой тетради. Услышав высказывание испанца, он хмыкнул, но не поднял головы.

Да уж, Небо щедро посылает испытания ничтожным смертным. Совсем недавно адмирал Испании заставил бы подавиться словами любого, кто осмелился бы только намекнуть, что он будет находиться в обществе своего заклятого врага и не попытается его прикончить.

«Бывший адмирал, — язвительно напомнил себе дон Мигель. — Бывший, черт меня подери!»

Он обвел взглядом толстые бревна, из которых были сложены стены добротной избы, затем посмотрел в узкое оконце. К пластинкам слюды снаружи липли хлопья снега. Темнота за окном казалась живой.

— Неисповедимы пути Господни... Вы поразительный человек, дон Педро. По вашей милости я оказался... — дон Мигель передернул плечами, — в этом преддверии ада.

— Вот как? Позволю себе заметить, что вам пришлось скрываться от ваших же соотечественников, жаждущих свести с вами близкое знакомство в застенках Севильи, дон Мигель.

— Не могу представить, что сейчас Санто-Доминго благоухает цветами... — продолжил дон Мигель, не обращая внимания на сарказм в голосе Блада.

Самообладание дона Педро и его способность иронизировать по поводу самых драматичных перипетий их совместных странствий и восхищали, и раздражали де Эспиносу. Впрочем... Испанцу вдруг вспомнилось, что Блад крайне неохотно говорил обо всем, что было до их дерзкого побега, а также в целом о Вест-Индии. И никогда – о мисс Бишоп, своей невесте. Но однажды на каком-то из бесчисленных постоялых дворов неслышно вошедший в отведенную им комнатушку де Эспиноса увидел, что Блад сидит, откинувшись на спинку кресла, и на его губах играет мечтательная и грустная улыбка. В руке он сжимал небольшой предмет, похожий на книжицу. Скрипнула половица, и лицо Блада мгновенно стало непроницаемым. Он быстро положил книжицу в карман камзола, однако де Эспиноса успел заметить, что это была миниатюра с изображением большеглазой девушки с пушистыми каштановыми волосами.

Во всяком случае, он отдавал должное стойкости дона Педро. Самому де Эспиносе было очень непросто принять резкий поворот судьбы, в одночасье сделавшей его изгнанником.

— Вам не кажется, дон Педро, что весь мир превратился в заснеженную пустыню? Или мы оба умерли, не заметив того, а нашим душам и после смерти суждено скитаться бок о бок...

— Вы слишком пессимистичны, места здесь не такие уж пустынные. К тому же, как вы знаете, в Соломбале начали строить большую верфь...

Де Эспиноса поморщился, c тоской подумав о «Сан-Кристобале». Корабль он был вынужден оставить в порту Севильи перед тем, как отправиться в Московию. А если быть честным с собой — пуститься в постыдное бегство.

— И все же я не понимаю, в чем смысл моего присутствия.

— А ваш опыт и талант флотоводца? Как только появятся корабли, московитам потребуются сведущие в морском деле люди.

— И это говорите... вы? — дернул уголком губ де Эспиноса, в упор глядя на Блада.

— Да, дон Мигель, — твердо ответил Питер.

В жарко натопленной комнате повисло молчание. Но через минуту де Эспиноса, скептически пожав плечами, заговорил вновь:

— Разве московиты способны создать флот? Да и о каком флоте может идти речь, если это негостеприимное море полгода покрыто льдом?

— У царя Петра грандиозные замыслы по выходу на Балтику. А судя по тому, что я о нем знаю, он способен... добиваться своего.

— Вам виднее, ведь царь Московии удостоил вас беседы наедине... — Дон Мигель вдруг зашелся надсадным кашлем, и Питер пристально вгляделся в его лицо.

— Пожалуй, мне следует приготовить для вас тинктуру от кашля.

— Ваша забота трогает, но, помилуй Боже, из чего вы ее приготовите? — Губы дона Мигеля сардонически изогнулись. — Из мха?

— Отчего же? У меня есть все необходимые ингредиенты. Кстати, мастер Иоанн обещал принести питье, которым местные знахарки пользуют больных, и мне было бы любопытно определить его состав.

— Час от часу не легче! И насколько далеко простирается ваше любопытство? Может, вы даже желаете исследовать на мне действие этого... гм-м… зелья? — приподнял бровь де Эспиноса.

— Не думаю, чтобы оно нанесло вам вред, дон Мигель.

— Вот уж увольте. Не хватало еще ведьмовских декоктов.

— Московиты не столь суровы к древним знаниям, хотя это не мешает им с чрезмерным, на мой взгляд, пиететом относиться к чужестранным лекарям.

— Язычники, — буркнул дон Мигель. — А этот мастер Хуан, ваш друг, — сущий варвар.

— Он не варвар, — возразил Блад.

За бревенчатой перегородкой, в хозяйской половине избы, послышались шаги. В дверь решительно постучали, и она тут же распахнулась. Пригибаясь под низкой притолокой, в комнату вошел человек огромного роста. Он посмотрел на гостей спокойными светлыми глазами и поклонился в пояс.

— Поздорову ли, гости дорогие?

Блад поднялся на ноги и проговорил, шагнув ему навстречу:

— Поздорову, мастер Иоанн.

...Иван Рябов, или Большой Иван, как окрестили его шкиперы торговых судов, был молод, но уже считался одним из самых опытных лоцманов и кормщиков. Воевода Апраксин поручил приехавших по первопутку заморских гостей его заботам, и Рябов выполнял сие поручение без подобострастия, но с большим тщанием.

После безалаберной, по-восточному пышной Москвы Архангельск удивлял своей строгостью и простотой нравов. Блада и де Эспиносу определили на постой к Тимофею Кочневу, корабельных дел мастеру. Воевода нередко приглашал их к себе, а то и сам, не чинясь, наведывался в дом к Кочневу, обсуждал с иноземцами особенности постройки кораблей в разных странах или беседовал об искусстве ведения морского боя. Кочнев с жаром нахваливал поморскую лодью, дон Мигель с не меньшей страстью отстаивал достоинства испанских галеонов, а потом вдруг умолкал, и в его глазах появлялась тоска.

Кормили их столь обильно, что Блад не без иронии сравнивал себя с рождественским гусем. Жирная пища была необычной на вкус, зато помогала переносить морозную погоду. Но холод все равно донимал: вот уже два дня дон Мигель сильно кашлял, хотя фамильная гордость не позволяла ему признаться в недомогании.

Этим утром Рябов, покачав головой, сказал:

— Занедужил Михайло Лександрович...

Выяснив, как звать иноземцев «по батюшке», московиты обращались к ним на свой лад. Блад отнесся к этому философски, у де Эспиносы подобная вольность поначалу вызывала негодование, но затем и он смирился.

— Ничего, бабинька Евдоха поправит, — продолжал Рябов.

Питер представил, как недоверчивый испанец воспримет снадобье, изготовленное неведомой знахаркой, и произнес, тщательно выговаривая слова чужого языка:

— Благодарю, мастер Иоанн, но я сам могу приготовить лекарство.

Рябов понимающе хмыкнул:

— Чай, не отравим. А и ты приготовь, Петр Иванович. Худа не будет...

...Вместо ведьмы с «декоктом» вслед за кормщиком в комнату скользнула невысокая девушка – младшая дочь Кочнева. На подносе она несла две большие кружки, над которыми завивался пар. По комнате поплыл аромат меда и трав. Подойдя к де Эспиносе, девушка гибко поклонилась, держа поднос на вытянутых руках:

— Отведай сбитня, Михайло Лександрович.

В отличие от Блада, дон Мигель не утруждал себя изучением языка. Впрочем, предложение угощения было весьма красноречиво, однако он не торопился брать кружку. С несколько растерянным видом де Эспиноса рассматривал стоящую перед ним девушку. В уголках ее по-детски пухлых губ притаилась лукавая улыбка, а в зеленовато-серых прозрачных глазах мерцали веселые искры.

Блад, внутренне забавляясь, но сохраняя серьезность, подсказал:

— Она просит вас это выпить.

Дон Мигель помедлил еще мгновение, затем поднес кружку к губам и, принюхавшись, храбро отхлебнул.

Девушка шагнула к Бладу:

— И ты, Петр Иванович, не побрезгуй.

— Вот и славно, — прогудел кормщик, видя, что драгоценные гости не перечат. А то, не приведи Господь, слег бы гишпанский боярин, так и ему, Рябову, не сносить головы. — Благодарствуем, Настасья Тимофеевна.

Когда девушка, одарив их всех улыбкой, ушла, Рябов усмехнулся:

— Хороша девка? Батюшка ее в большом почете у государя. Зело строг Тимофей Кононович, но ежели сватов заслать надумаешь, Михайло Лександрович, подсобим.

Дон Мигель, продолжавший смотреть вслед девушке, встрепенулся и вопросительно оглянулся на Блада, который невозмутимо перевел ему слова кормщика. Испанец изменился в лице, резкие слова были готовы сорваться с его губ. Затем, осознав, насколько комично он будет выглядеть в своем гневе, де Эспиноса церемонно наклонил голову и сказал:

— Я обещаю подумать об этой высокой чести.

Выслушав ответ заморского гостя, Рябов кивнул:

— Ну, то дело будущее. А нонче из Москвы самого царя стольник приехал. Пойдет теперь потеха! Тимофей Кононович к воеводе зван, а мне наказал вам все честь по чести устроить. Так что пожалуйте в баню, гости дорогие. Поспела баня-то.

На этот раз Блад не смог скрыть своего замешательства.

— Что там? — подозрительно осведомился дон Мигель. — Новое зелье?

— Полагаю, вы зря сетовали на бездействие. В Архангельск прибыл приближенный царя Петра. А еще... Если я правильно понял мастера Иоанна, нам предлагается совершить омовение.

— Да он рехнулся, ваш мастер Хуан?! Омовение в такую стужу! И где? Уж не в проруби ли?

— Для этих целей у московитов есть особые дома... — рассеяно проговорил Блад, пытаясь сообразить, как им уклониться от предложения радушных хозяев. Затем он обратился к Рябову: — Если верно то, что я слышал, в бане вы окатываетесь кипятком и дозволяете сечь себя розгами?

— Так прямо и сечь, — укоризненно ответил Рябов. — Это кто ж такую нелепицу наплел? В бане душа крылья расправляет, а тело-то как радуется! От травок да веничка березового дух стоит легкий, не надышишься. Враз всю хворь снимет. — Кормщик обвел насмешливым взглядом напряженные лица иноземцев. Пауза затягивалась, и он добавил: — Али робеете, господа мореходы?

Усмехнувшись, Блад тряхнул головой:

— Дон Мигель, отказ будет равносилен признанию в трусости.

— А согласие — верным способом отправиться к праотцам, — буркнул де Эспиноса.

— Вряд ли это опаснее, чем блуждать в дебрях Амазонки, где отравленная стрела в любой момент может оборвать вашу жизнь.

— Ваш исследовательский пыл начинает меня смущать, дон Педро. Но... так и быть.

***


Рябов открыл дверь бани, и на морозный воздух вырвались клубы пара. В полутьме рядно тлели угли очага. Пахнуло дымом и чем-то пряным.

«Хорошо, хоть не серой» — иронично заметил про себя Блад.

— Miserere mei, peccatoris... — пробормотал де Эспиноса, по-видимому, подумав о том же.

— На абордаж, дон Мигель, — рассмеялся Питер и шагнул через порог.

В бане их встретил низенький раскосый человек с бритой головой – голый, если не считать холщового передника на бедрах. Он бесцеремонно потянул за рукав дона Мигеля и знаком показал, что и тому надлежит раздеться. Де Эспиноса гневно зыркнул на него, но затем, надменно кривя губы, скинул штаны и рубаху. Человечек зацокал языком, то ли одобрительно, то ли с осуждением разглядывая поджарое, покрытое шрамами тело испанца, и ткнул пальцем в сторону широкой лавки. Дон Мигель покосился на неторопливо раздевающегося Блада, затем, вполголоса выругался и лег животом на лавку.

Что-то зашипело и забулькало, пар повалил еще гуще. В нем смутными тенями двигались две фигуры: огромная — кормщика и маленькая — узкоглазого дьявола.

Жар наводил на мысли об адском пекле, и дон Мигель, которым владело весьма скверное предчувствие, собрался было заявить, что не желает рисковать спасением своей души, участвуя в подобном непотребстве. Но в этот миг из туманного марева вынырнул человечек. В руках он держал два пучка розог, отчего-то с листьями, и не успел дон Мигель что-либо сказать, как низкорослый дьявол с азартными гортанными выкриками принялся охаживать его по спине и ногам. Влажные ветки хлестко впечатывались в тело, волнами нагоняли становящийся уже нестерпимым жар. Пот заливал глаза, и дон Мигель, жадно хватая ртом горячий воздух, клял про себя любопытство Блада. Рядом слышались такие же хлесткие шлепки: мастер Хуан, не покладая рук, трудился над распластанным на соседней лавке доном Педро и низким голосом говорил что-то нараспев.

«Не иначе как читает заклинание», — решил дон Мигель. Ощущение, что он попал в преисподнюю, усиливалось с каждой минутой, и то, что неуемный Блад претерпевает такие же мучения, ничуть его не утешало.

Тем временем человечек отбросил розги и прошелся по спине испанца цепкими проворными пальцами, безошибочно находя болезненно напряженные мышцы и безжалостно их разминая. Затем как будто наступила передышка, и де Эспиноса приподнял голову, пытаясь разглядеть, что происходит с его товарищем по несчастью. И тотчас на него обрушился ушат ледяной воды. Тело будто объял огонь, воздух с тихим свистом вышел из легких, и только это помешало де Эспиносе взвыть в голос. На несколько мгновений он утратил связь с реальностью

— Ибрагим! Что творишь, ирод окаянный?! — с досадой прикрикнул Рябов. — Говорено тебе было — не в полную силу! Так и уморить боярина недолго!

Питер Блад перевел дух: впечатления от неистовства, именуемого у московитов омовением, оказались куда сильнее, чем он мог предположить. Хотя, получается, кормщик его щадил. А что тогда довелось испытать дону Мигелю? Блад с беспокойством взглянул на испанца, однако тот уже зашевелился.

Ибрагим придерживал дона Мигеля за плечи, помогая ему сесть, и удовлетворенно приговаривал:

— Якши... Жив боярин. Вишь — жив. Лихоманка теперь отпустит. Якши, якши...

***


— Вы помните, какой сегодня день, дон Мигель?

Де Эспиноса молчал. Стряхнув подступающую сонливость, Питер приподнялся на локте и увидел, что тот лежит, устремив немигающий взгляд в потолок.

— После безумной экзекуции, которой мы опрометчиво согласились подвергнуться, немудрено было забыть не только о дне, но и о своем имени, — наконец сварливо ответствовал испанец. — Но, тем не менее, я помню, что сегодня Сочельник.

— Вот и замечательно, — одобрил Питер. — Возможно, варвары-московиты не так уж безумны. Поразмыслив, я нахожу определенную приятность в таком резком переходе от жара к холоду и обратно.

— Не думал, что вам придутся по вкусу этакие... утехи, — ядовито вставил дон Мигель.

— Отмечу также, что ваше дыхание стало ровнее. Это хороший знак, — усмехнувшись, продолжил Блад. — Кстати, у меня кое-что есть для вас. — Дотянувшись до стоящего рядом с лавкой сундучка, он открыл его и извлек пузатую бутылку. В сиянии свечей ее содержимое налилось густым бордовым цветом.

— Малага! Где вы ее взяли? — Де Эспиноса пораженно уставился на Блада.

— Неисповедимы пути Господни, — тонко улыбнулся тот.

— Дьявол... — пробормотал не проникшийся благостью дон Мигель. — Но... мне нечего преподнести вам в ответный дар, дон Педро.

— О, пустяки. Скажем, это благодарность за удовольствие пребывать в вашем обществе.

Де Эспиноса поднялся с постели и, шлепая по полу босыми ногами, подошел к Бладу.

— У меня не было выбора... — Он осторожно взял из его рук бутылку. — Так что я бы сказал — это судьба.

Блад отвернулся и взглянул в окно. Метель прекратилась, и в комнату скупо проникал свет полной луны.

— И все-таки это не значит, что надо отказываться от попыток все изменить. Вновь и вновь...— тихо, словно обращаясь к самому себе, проговорил он, а затем снова взглянул на де Эспиноcу: — Отчасти вы правы, дон Мигель. Но и с судьбой можно поспорить.

@темы: Враг мой, Фанфики

---

[Mastty]

Добрый день! Читаю вас пару месяцев, решила представиться. ОКБ впервые прочла в далеком детстве, а о фильме 1991 года узнала относительно недавно. Пошла поискать, что люди думают о его финале, и нашла это сообщество, сайт и все прочее. Очень этому рада.

Раньше я чисто теоретически знала о существовании фанфиков, но почему-то мне не приходило в голову, что можно просто самому дописать то, чего тебе не хватило в книжке. Всем авторам фанфиков большое спасибо, потихоньку их выискиваю в разных местах и читаю. Отзывов пока не писала, потому что читаю подряд, и писать подо всеми "Прекрасно! Очень понравилось!" вроде бы как-то странно, а ничего конструктивного в голову не приходит. Но, я соберусь и напишу Может созрею и свой выложить.

У меня есть маленький вопрос. Возможно, его уже тоже где-то обсудили, а я не нашла. Как, по вашему мнению, Блад относился к Англии? Англичанином он ведь себя явно не считает? Всю жизнь служил наемником, в том числе у Де Ритера, который воевал с Англией почти всю жизнь. В то же время, вернуться он хочет именно к английским яблоням, и речь Арабеллы о службе Англии, а не королю Якову, воспринимает положительно. Насколько это вообще возможная ситуация, чтобы ирландец стал губернатором английской колонии?

Мария.

---

Репост с жж, иллюстрации С. В. Юкина к краткому пересказу "ОКБ"

[natoth]

целиком смотреть тут:
А здесь приведу самые удачные на мой взгляд. Увы, их на радикал загрузили, так что если он опять упадет, я не виноват (с)

@темы: Иллюстрации

---

А кому дона Мигеля де Эспиноса?

[natoth]

Don Miguel de Espinoza-y-Valdez by natoth on DeviantArt

Рисовала еще для прошлогодней ФБ, но сюда не выкладывала.

@темы: Фанарт

---

Кораблики

[Ка.Ли.]

А я только что вернулась из Амстердама. И из морского музея Амстердама. Зная о моей одержимости, вы не удивитесь, что я провела там пять часов, прыгая между витринами, как кенгуру-шизофреник. Надо сказать, что голландцы с большим пиететом относятся ко временам, когда они были крупнейшей морской и торговой державой. Музей богатейший, только модели многочисленных кораблей исчисляются сотнями. А ещё есть морские вычислительные инструменты, утварь и спецовка. Всего этого хватило, чтобы проникнуться осторожным восхищением к людям отваживающимся на морские путешествия в те времена весёлые. Почему осторожным? Ну так психи же, ей Богу! Кругом бескрайний океан, а ты на деревянной лодочке и в руках у тебя хренова астролябия. Наслаждайся свежим воздухом. С такой перспективы пираты кажутся не такими уж и страшными, так, кочка на дороге.

А вот это полноразмерная точная реплика корабля "Амстердам" 1748 года постройки. На него пускают и можно потрогать шаловливыми ручками всё, что угодно. Фотки моего исполнения, поэтому качество оставляет желать, не обессудьте.



Открытий было несколько. Во-первых, я почему-то думала (основываясь на мультфильме "Остров сокровищ" ), что ядра для пушек очень большие и тяжёлые. Видимо, они всё-таки были разнокалиберные, потому что представленные экспонаты были размером со средний грейпфрут. Во-вторых, разрешилась страшная загадка с туалетом на борту, пардон, гальюном. В кормовой каюте, полагаю, служившей кают-компанией, по бокам были оборудованы весьма комфортные комнатки, отгороженные плотными занавесками. Но думаю, это были удобства для офицерского состава, как обходились матросы, осталось нерешённым вопросом. В-третьих, увидела я то, что авторы романтического жанра в творческом угаре называют "каютами". Это клетушки где-то примерно два метра на полтора и полтора же метра в высоту. Туда помещается койка (где-то 150 см в длину), письменный стол, стул и сундук. Я со своими жалкими 160 см роста, чувствовала себя довольно некомфортно. Что чувствовал человек более высокий, вынужденный жить в такой каморке месяцами, я даже не представляю. Судно принадлежало Ост-Индской компании, так что делайте выводы. Но хотя бы какая-то претензия на уединение, явно для офицеров.
Кстати, любопытный факт. Когда служащие Ост-Индской компании возвращались из дальнего и опасного путешествия, они понятно впадали в определённую эйфорию и ударялись в разгуляево, растрынькивая жалованье. А дома показывали жалкий остаток денег и врали, что так им платит компания, что очень негативно сказывалось на её репутации. И руководство придумало выход. По прибытию корабля, всех сначала ссаживали на остров и закатывали грандиозную вечеринку, а потом уже выдавали жалованье и отпускали по домам. Теперь голланцы хвастаются, что изобрели корпоративы. Хотя эту историю рассказал экскурсовод, за историческую достоверность не ручаюсь.

А на этой фотографии одна из моделей кораблей.



Видите крылышки по бокам? Я так и не поняла, для чего они нужны. Кто-нибудь знает? Причём я такие видела и у современных судов, припаркованных вдоль каналов.
Вот здесь лучше видно



И как я не елозила носом по витринам, увы мне! не увидела ни одного колдерштока. Зато румпелей нагляделась в количестве.

@темы: Техническое

---

О супружеском долге и снах

[Nunziata]

Раз уж зашел разговор про Эрнанду, предлагаю вниманию почтенной публики свою зарисовку, которя, увы, пока не вылилась в нечто большее, хотя такая мысль и была.

Автор: Nunziata
Бета: ratacate
Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Пейринг или персонажи: дон Хайме/донья Эрнанда
Рейтинг: R!
Жанры: Ангст
Размер: Мини
Описание:
«Хроники капитана Блада», гл. «Посланец короля»
Постканон. После успешной операции по освобождению друзей капитан Блад покинул Пуэрто-Рико, а другим героям этой истории предстояло вернуться к своей прежней жизни
Предупреждение: сомнительное согласие


Прошедший день был самым черным в жизни губернатора Пуэрто-Рико дона Хайме де Вилламарга. С того момента, когда его превосходительство осознал, в каком гнусном спектакле поневоле участвовал, он пребывал в странном оцепенении, словно человек, оглушенный ударом по голове.

Подумать только! Капитан Блад, тот самый Педро Сангре, которого усердно предавали анафеме с амвонов всех церквей заокеанских владений его величества, был под кровом его дома! Более того, презренному пирату удалось оставить дона Хайме в дураках и освободить своих головорезов. Конечно, хитростью Педро Сангре не уступает самому дьяволу… да еще орден...

Дон Хайме насупился, разглядывая стоящую перед ним бутылку канарского, уже на две трети пустую. То, что орден святого Якова Компостельского предназначался вовсе не ему, особо болезненно уязвляло самолюбие его превосходительства. Разве его неустанные труды на посту губернатора Пуэрто-Рико не заслужили награды? На мгновение он гордо приосанился, однако тут же сник: пираты, о поимке которых он успел сообщить наместнику его величества, ускользнули от правосудия, и из этого вытекала неприятная необходимость вновь писать в Санто-Доминго. А в довершение всех бед он еще вынужден терпеть в своем доме Родриго де Кейроса!

Но как посмела Эрнанда скрыть, что «дон Педро де Кейрос» — не тот, за кого себя выдает?!

Губернатор не был склонен обдумывать собственные действия и упорно не желал признавать, что он сам не позволил жене высказаться.

Дребезжащий бой часов заставил дона Хайме встрепенуться и напомнил ему, что на сегодня у него осталось еще одно дело...

...Мысли о Родриго, воспоминания об их коротких встречах давно стали для Эрнанды тайным убежищем, утешением ее души.
Их детство прошло в холмистом, утопающем в розах Сантарене, и там же зародилась их любовь. Родриго был на четыре года старше, и по многим причинам о браке с ним не могло быть и речи. Хотя оба они это знали, Эрнанда пришла в отчаяние, когда отец объявил ей о сватовстве дона Хайме де Вилламарга. Отчаяние многократно усугублялось тем обстоятельством, что ей предстояло вслед за мужем отправиться на Пуэрто-Рико.

Со дня свадьбы они с Родриго обменялись лишь несколькими письмами. Им приходилось тщательно выверять каждое слово, поскольку следы на конвертах свидетельствовали, что дон Хайме не считает зазорным вскрывать корреспонденцию, адресованную жене. Об этом же говорила его осведомленность в делах семьи де Кейрос. И все же за сдержанными, скупыми фразами писем Родриго Эрнанда чувствовала затаенную нежность и беспокойство о ее судьбе. И вот он здесь, но от этого ее тоска еще горше – что он может сделать для нее? Только растерзать ее душу в клочья...

Она вздрогнула, услышав, как часы на городской площади начали отбивать полночь. Дон Хайме всегда приходил к ней в это время, однако сегодня Эрнанда не ждала его, полагая, что бурные события последних дней избавят ее от внимания мужа. Но едва затих бой часов, как дверь спальни открылась, и дон Хайме возник на пороге. Эрнанда молча смотрела, как он приближается, сбрасывает бордовый бархатный халат и грузно садится на скрипнувшую кровать. Мысль о неизбежности соития вызывала легкую тошноту, но за пять лет брака Эрнанда хорошо усвоила, что ее желания или самочувствие не имеют никакого значения. Лучшее, что она могла сделать, задыхаясь под сопящим мужем, — это постараться отрешиться от происходящего.

Недовольно оглядев жену, дон Хайме откинул покрывало и сжал ее грудь. Эрнанда закрыла глаза, однако муж не спешил забираться на нее.

— Это все твоя вина! — вдруг раздраженно бросил он.

Эрнанда удивленно взглянула на супруга. Подняв подол рубахи, дон Хайме теребил свой вялый и сморщенный мужской орган. Зрелище было настолько отталкивающим, что молодая женщина поспешно отвела взгляд.

— В чем я провинилась на этот раз, дон Хайме? — устало спросила она.

— В чем?! Святые небеса, она еще спрашивает — в чем! Это все твои глупые обиды! Педро Сангре! Проклятый пират был в моих руках! Кстати, о чем это ты шепталась с ним в тот вечер? — Дон Хайме с подозрением уставился на жену.

— Вы сами препоручили его моим заботам, дон Хайме, — спокойно ответила Эрнанда. — И я сразу пыталась дать вам понять, что этот человек не мой кузен. Но вам не было угодно обратить внимание на мои слова.

— Нет, все-таки ты безнадежно глупа, Эрнанда! Конечно, я изложу королевскому наместнику все обстоятельства дела... — Насупившись, дон Хайме замолк и даже оставил в покое свое бессильно поникшее достоинство. — Но каковы будут последствия? Я могу не только потерять свой пост, но и... — мрачно изрек он через минуту, возобновляя свое занятие.

— Не вижу, каким образом я к этому причастна. — Эрнанда села на кровати, избегая смотреть, как дон Хайме возбуждает себя.

— Чертов пират! — не слушая, продолжал он. — Если бы ты не возомнила о себе невесть что! Да еще твой кузен Родриго!

— Я полагаю, что Родриго достаточно убедительно все вам объяснил! — голос Эрнанды задрожал от негодования.

— Драгоценный кузен Родриго! Вот уж кому точно не стоит злоупотреблять моим гостеприимством! Он никогда мне не нравился, а уж твой интерес к нему попросту… непристоен! — отозвался дон Хайме, распаляясь все больше. — Впрочем... Вся ваша семейка…

— Моя семья не вызывала у вас такого неприятия, когда вы решили взять меня в жены! — воскликнула Эрнанда. — Напротив, вам было лестно породниться с нами!

— Уж не намекаешь ли ты, что мое происхождение уступает твоему? — Дон Хайме презрительно надул губы. — Да твой отец почел за счастье принять мое предложение. Напомнить тебе, в каком состоянии были его дела? — Вопреки надеждам Эрнанды, его настойчивые попытки подготовить себя возымели успех. Удовлетворенно хмыкнув, он сказал: — Раз уж Небо судило нам стать мужем и женой, извольте лечь, донья Эрнанда, и приготовьтесь исполнить свой супружеский долг!

Даже когда дон Хайме бывал в благодушном настроении, ему не приходило в голову ласками расположить к себе жену, а в эту минуту им владело желание отомстить ей за свой позор. Он грубо мял груди Эрнанды, умышленно причиняя боль, затем бесцеремонно задрал ее сорочку и навалился на жену, тяжело и шумно дыша. Эрнанда закусила губы и инстинктивно попыталась отодвинуться.

— Лежите спокойно... донья Эрнанда! — пропыхтел дон Хайме, входя в нее резким толчком.
— Разве... Святая церковь… не учит нас... что жена… должна... смиренно принимать... своего супруга?

С каждым словом он глубоко вторгался в тело Эрнанды, будто намереваясь пригвоздить ее к постели. Молодую женщину мутило от запахов вина и чеснока, которым обильно сдобрили поданное на ужин жаркое. Крепко зажмурившись, она отвернула лицо от мокрых поцелуев мужа. Наконец, ухнув, дон Хайме дернулся, обмяк и через несколько бесконечных для Эрнанды минут скатился с нее.

— Как ни возделывай эту ниву, урожая мне не дождаться… — отдуваясь, пробормотал он, небрежно проведя рукой по животу жены. — А еще твоя дерзость в придачу...

Эрнанда не ответила и не открыла глаз. Она лежала, дрожа от унижения и боли, и только после того как стукнула дверь, возвещая уход мужа, позволила глухим рыданиям вырваться из своей груди. Впрочем, слезы быстро иссякли: она научилась подавлять свои чувства, даже когда оставалась наедине с собой. Она одернула рубашку, повернулась на бок и сжалась в комок. Дрожь постепенно стихала, и незаметно для себя Эрнанда заснула.

Под утро ей привиделся странный сон, от которого она пробудилась с бешено колотящимся сердцем. Во сне Эрнанда оказалась в длинной, залитой солнцем галерее. В арочном проеме спиной к ней стоял Родриго.

— Родриго!

Эрнанда бросилась к нему, но, не добежав нескольких шагов, поняла, что обозналась.

— Дон Родриго скоро предстанет перед вами, донья Эрнанда. А пока я — ваш кузен и прибыл сюда вместо него, — произнес незнакомый мужчина звучным, с бархатистыми нотками голосом.

Он обернулся, и Эрнанда прижала пальцы к губам: перед ней стоял дон Педро Сангре, и в его синих глазах были сочувствие и... радость.

@темы: Фанфики

---

Нэд Волверстон

[Ка.Ли.]

Для начала хочу заметить, что стечение обстоятельств свело и подружило на редкость разношёрстную банду. Если бы не было восстания, каторги и Тортуги у всей этой гоп-компании было мало шансов не то что сдружиться, а даже за одним столом случайно оказаться. Насколько я понимаю, самый высокорожденный из них Натаниэль Хагторп. Не знаю, какую именно ступень он занимал в английской иерархии, но то, что он джентльмен по рождению в тексте неоднократно подчёркивалось. С Николасом Дайком не всё ясно. В тексте говорится, что он был младшим офицером на флоте. Это как, почётно или не очень? Полагаю, что они с Питером Бладом и Джереми Питтом занимали примерно одну социальную нишу.Ну и Огл с Волверстоном, они что называется "из простых". Мы очень мало знаем о прошлом второстепенных персонажей, практически ничего. Так что приходится полагаться на логику и воображение.

Когда Сабатини упоминает Волверстона, он больше отдаёт должное его физической силе, чем уму. Но и не отказывает ему в проницательности. Может он и не разбирается в высоких материях, но жизненной смекалкой и опытом обладает в полной мере. Мы практически ничего не знаем о моральных ценностях, которых он придерживается. Не думаю, что они были уж совсем ниже критики, Блад не потерпел бы такого человека в своём ближайшем окружении. Что ещё? Он храбр, как же иначе. По-своему предан Питеру и в критические моменты ведёт себя, как настоящий друг. Вспомним хотя бы сцену с бунтом на "Арабелле" или как ловко он прикрыл капитана в истории с патентом. Видимо, обладает феноменальной живучестью, раз смог пережить последствия серьёзного ранения в тюрьме. К рефлексиям не склонен. В общем, всё.

Как он вообще ввязался в политическое восстание? Мне кажется, что это история из серии "все побежали и я побежал". Не смог пропустить такую значительную бузу. Вряд ли он отличался какой-то чётко выраженной политической позицией, чтобы за неё сражаться. О его религиозных взглядах в тексте ни одного упоминания, так что полагаю вопросы веры его тоже не сильно волновали. "Я дерусь просто потому, что дерусь". Ну и огрёб за свою "активную жизненную позицию".

Фандом воспринимает его радикально, но очень по разному. Кто-то считает, что Волверстон чуть ли не бабка Ванга, уж настолько тонкий психолог, что читает души на раз. Кто-то его в папаши для всей остальной компании записывает. А мне вот интересно, как он общался с этой самой остальной компанией беглых каторжников? Конечно из друзей по несчастью со временем получаются настоящие друзья, но они ведь очень разные в плане образования, воспитания, культурного уровня, наконец. В тюрьме и на каторге всё это было малозначительным, там остро стоял вопрос выживания, но потом, в относительной безопасности, им приходилось работать и жить вместе. Ни за что не поверю, что в компании таких разных людей не было конфликтов, хотя бы мелких. Как он выносил двух пуритан - Хагторпа и Питта? Вряд ли они разделяли его представление о веселье. А капитан, упускающий столько выгод со своими высокоморальными заморочками? Возможно с Оглом было попроще, он более приземлённый товарищ. Но он "дурак во всём кроме пушек". Как они все сосуществовали?

@темы: Книги

---

Дамы в ОКБ

[Ка.Ли.]

А давайте поговорим о дамах в ОКБ. В конце концов, были же и другие женские образы помимо Арабеллы. Их в общем-то не очень много и набросаны они весьма схематично. Но вот ведь что интересно...

... почти ни к одной из них главный герой, то есть Питер Блад не относился с уважением. Я сейчас говорю о настоящем уважении к женщине, как к личности, а не обсуждении нравственности дам в мужской компании. Даже мисс Бишоп удостоилась лестных мыслей в свой адрес далеко не сразу. На протяжении и романа и хроник он характеризует встречающихся на пути женщин и порой не только про себя. К примеру, леди Корт он прямо заявляет:

"Кто вы? Неужели женщина? Клянусь, мадам, лондонские уличные девки и те выглядят более женственно!"

Ээээ... даже в мыслях он не может быть грубым с женщиной, но на словах у него очень даже получается. Хорошо, леди Корт описана, как женщина, недостойная уважения, но таких отлупов не получала даже мадам Кулевэн, натворившая куда худших дел.
Возможно мы, как читатели, согласимся со словами Блада, потому что ту неприглядную ситуацию целиком спровоцировала сама дамочка, но он-то "рыцарь до идиотизма"! Кстати, меня всегда интересовало, почему Том Хагторп не позарился на неё и предпочёл гордо помирать на плантациях под кнутами надсмотрщиков. Леди Корт, конечно, та ещё стерва, но редкая красавица, о чём нам не устаёт напоминать автор. Ситуация, как не крути, унизительная, но если речь идёт об элементарном выживании, можно было бы и наступить на горло песне. Он же не рабыня Изаура, в конце-то концов! И вот интересно, чтобы было бы, если бы взгляд леди Корт в своё время остановился на Питере, а не на Томе. Чисто гипотетически, что выбрал бы Блад? Ведь он "бессовестно льстил и потакал" супруге губернатора.

Правда, были моменты, когда он приближался к более менее положительным оценкам.
"Взгляд Макартни был столь же пуст, как и его черепная коробка. Но тут неожиданно поднялась со стула супруга полковника — испуганная, молчаливая свидетельница всего происходящего. Эта дама была столь же высока и костлява, как её супруг. Климат тропиков состарил её до срока и иссушил её красоту. Однако, по счастью, подумал капитан Блад, он, по-видимому, не иссушил её мозги." Сомнительный, но комплимент. Если не придираться.

Он не пощадил даже даму сердца своего лучшего друга.
" Д'Ожерон, безусловно, прав, — заявил он. — Твой образ жизни, Джереми, не даёт тебе права обзаводиться семьёй. И это ещё не единственная причина, почему ты должен выкинуть такую вздорную идею из головы, — добавил он. — Другая причина в самой Люсьен: это очаровательное, соблазнительное дитя, но слишком легкомысленное и ветреное, чтобы обеспечить душевный покой супругу, который не всегда будет находиться возле неё и, следовательно, не сможет ни оградить её от опасности, ни остеречь. Этот малый, Тондёр, что ни день таскается в дом губернатора. А тебе, Джереми, не приходило в голову поинтересоваться, что его туда влечёт? А этот субтильный хлыщ, этот французик де Меркёр, почему он до сих пор торчит на Тортуге? И, поверь мне, есть ещё и другие, которые, как и ты, получают восхитительную усладу в обществе этой молодой особы, всегда готовой с охотой выслушивать любовные признания ... Не ты первый поцеловал нежные губки мадемуазель Люсьен и не ты последний будешь их целовать, даже если женишься на ней. Будь благодарен судьбе, что её папаша не на тебе остановил свой выбор. Хорошенькие девчонки, вроде этой Люсьен Д'Ожерон, существуют только для того, чтобы приносить беды и тревоги в мир."

Были ещё донья Леокадия и донья Эрнанда. Но они честно занимали свою нишу милых добрых и хорошеньких куриц, поэтому не вызвали никаких ядовитых реплик в свой адрес. Кто ещё? Сёстры Питт? Не будем о грустном. Мадлен? Тоже не блеснула, как мы помним.

В общем, "рыцарь до идиотизма" вполне мог бы при случае жизнь положить, защищая любую из упомянутых дам, но вот мнение о женской половине рода человеческого у него явно было не лицеприятным.

@темы: Опросы, Рассказы, Книги

---

смотрите, что нашла

[Ка.Ли.]

До чего же проще стало несчастному ботанику фанатеть, чем к примеру 10 лет назад, когда на просторах сети уныло бродил только ты и ещё полтора землекопа с тем же креном башни...

@темы: Фильмы

---

Лепестки на волнах

[Nunziata]

Вдруг написался еще один, завершающий, фик про дона Мигеля и Беатрис

Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Пейринг или персонажи: дон Мигель де Эспиноса/ОЖП; дон Диего де Эспиноса
Рейтинг: PG-13
Категория: джен, местами гет
Жанры: ангст, драма,
Предупреждения: смерть основного персонажа, нехронологическое повествование
Размер: почти миди, ок 4000 слов
Описание: постканон, 1707 год. Флешбеки. Финал.
Примечания автора: Пред. части лежат тут sabatini.diary.ru/?tag=221431
Хедканон автора в том, что касается видения образов дона Мигеля и дона Диего



Глава 1

Сентябрь 1653, Кадис

Море накатывалось мутно-зелеными валами, вздымало над молом пенные брызги и, недовольно ворча, отступало. В бухте Кадиса плясали на волнах юркие фелуки, тяжело переваливались, натягивая якорные тросы, огромные галеоны. Справа угрюмо насупился расположенный на небольшом островке приземистый форт Сан-Себастьян - главный страж гавани и города .
Конец сентября, разгар штормов равноденствия. Обычно заполненный людьми причал опустел: желающих выйти в гневное море не было, лишь у самого горизонта мелькал парус корабля какого-то совсем отчаянного капитана. И те немногие моряки, которые по воле злой судьбы выбрались из таверны, удивленно косились на стоящего в самом конце мола худощавого подростка лет тринадцати. Сильный ветер, заставляющий их втягивать голову в плечи, трепал его темные кудрявые волосы. А мальчик, казалось, и не замечал ни ветра, ни брызг, и, уходить, судя по всему, не собирался.
- Мигель! - Поскальзываясь на мокрых камнях, к нему спешил другой мальчик, помладше: - Мигель!
Тот обернулся не сразу — голос прибоя заглушал все звуки
- Диего?
- Я так и знал, что ты удрал сюда... - обижено заявил Диего.
Мигель рассеянно улыбнулся и спросил невпопад:
- Тебе не кажется, что море говорит с нами?
Диего поежился:
- Что это пришло тебе в голову? Вот узнает отец Матео...
- А кто ему расскажет? Может, ты, брат? — прищурился Мигель
- Нет! Клянусь святым Диего из Алькалы, моим покровителем! - запальчиво воскликнул Диего.
- Разве дикие звери не разговаривали со святыми? — не слушал его Мигель. - И разве море, как и все сущее, — не творение Господа нашего?
- Так то - звери, и ты ведь пока не святой, — рассудительно заметил младший брат и осекся: уж больно странный разговор у них получается. Если их отец, или, не дай Боже, священник и вправду узнают, обоим не миновать хорошей взбучки, а то и еще чего похуже. Впрочем, с тех пор, как они по приглашению дяди Освальдо приехали в Кадис, Мигель все время ведет себя странно и готов часами пропадать в порту, хотя отец совсем тому не рад. Поневоле подумаешь, что кто-то навел на брата чары. Диего продолжил уже жалобно, исподлобья глядя на Мигеля: - Хватит, а? Я промок. А тебя все ищут. Отец недоволен...
Что-то будто погасло в лице старшего брата. Он прерывисто вздохнул и упавшим тоном ответил:
- Пойдем, Диего.
Диего был бы рад пуститься бегом и нетерпеливо оглядывался на него. Оно и понятно: старший брат всегда был заводилой в их проказах, и непререкаемым авторитетом для младшего, а тут плетется позади, однако Мигель продолжал идти медленно, понурив голову. Он предчувствовал, что его ждет неприятное объяснение с отцом, и почти наверняка - наказание. Но гораздо больше его огорчало, что приходится уходить именно сейчас — ведь только ему начало казаться, что он различает слова в рокоте моря...

Май 1707, Эль-Ферроль

...Поразительно, события вчерашнего дня поблекли, а то, что случилось много лет назад, видится ярко. Стоит протянуть руку и коснешься шершавого камня стен Кадиса. Мигель де Эспиноса покачал головой и откинулся на спинку кресла. На колени упал лепесток отцветающей магнолии, де Эспиноса сбросил его в плещущийся у самых его ног пруд...

Алехандро де Эспиноса привез сыновей в Кадис в надежде заручиться протекцией дона Освальдо де Мендосы, дяди мальчиков по материнской линии, и затем представить их ко двору. Тогда же Мигель впервые увидел море, и что-то сдвинулось в его душе. Как завороженный, он разглядывал величественные галеоны, матросов, проворно снующих по вантам, всем своим существом желая очутиться на палубе одетого белым облаком парусов корабля.
Разумеется, упрямство старшего сына, вдруг заявившего, что он намерен связать свою жизнь с морем вызвало бурю негодования у дона Алехандро, человека властного и жесткого. Однако ни посулы, ни угрозы не возымели на Мигеля никакого воздействия. Такого рода бунт мог повлечь за собой самые печальные последствия для строптивого юнца, если бы ему неожиданно не оказал поддержку дядя Освальдо. Что именно убедило отца, Мигель так и не узнал. Но в итоге тот смирился. А ему объявили, что вскоре кузен Родриго, старший сын Освальдо, отплывает на Эспальолу, и на его корабле есть место для теньента Мигеля де Эспиносы.

«Охота мокнуть. Ты и впрямь одержим...» - насмешливо говорил тогда Диего.

Но Мигель ничуть не удивился, когда через несколько лет младший брат также избрал судьбу моряка.

За свою долгую жизнь адмиралу де Эспиносе довелось побывать во многих городах, но Кадис, сродни первой любви, занимал особое место в его душе. Золотой Порт, гордость Испании...

Ветер погнал рябь по поверхности пруда, бело-розовые лепестки магнолии заколыхались на мелких волнах, наползая друг на друга и переворачиваясь. И де Эспиносе вдруг привиделись буруны над верхушками мачт галеонов, уходящих на дно. Верно, Испания тяжко прогневила Творца, раз славная победа у стен Кадиса обернулась горчайшим поражением в заливе Виго.*


Октябрь 1702, Виго

В середине сентября 1702 де Эспиноса получил срочный приказ выдвинуться на соединение с Серебряным флотом и сопровождающими его французским конвоем и поступить в распоряжение адмирала де Веласко. Пять кораблей де Эспиносы встретились с испано-французской эскадрой в бухте Виго. И вот уже две недели корабли стояли на рейде: Мануэль де Веласко ничего не предпринимал, ожидая приказа из Мадрида...

- И все-таки я настоятельно рекомендую... нет, я требую, чтобы Серебряный флот продолжил свой путь и шел в Эль-Ферроль. Город хорошо укреплен, а узость пролива послужит дополнительной защитой, - Мигель де Эспиноса устало потер висок. Он уже не надеялся переубедить адмирала де Веласко и французского вице-адмирала Шато-Рено.
Совещание в кают-компании испанского флагмана длилось третий час. Француз, щегольски одетый, тонко улыбался, скрывая досаду, и обмахивался надушенным платком. Его высказанное ранее предложение направиться в Брест тем более не нашло отклика у испанских союзников.
- Дон Мигель, - тучный де Веласко отдувался и недовольно сопел. - У меня есть сведения, что адмирал Рук не сумел взять Кадис и возвращается в Англию. Здесь нам никто не угрожает. К тому же, гарнизон усилен, а вход в бухту перегорожен. И я не хочу рисковать, в шторм проходя Феррольским проливом.
Он поднялся на ноги, давая понять, что совещание окончено.
- Но хотя бы велите разгрузить корабли! - раздраженно бросил де Эспиноса напоследок.

Адмирал де Веласко внял таки совету и снял с галеонов часть ценностей. Но его действия запоздали: утром 23 октября море заполонили паруса кораблей англо-голландской эскадры, и Серебряный флот оказался заперт в заливе...
В безнадежной попытке не дать врагу прорваться в бухту, де Эспиноса сражался бок о бок с французами. Он потерял четыре из пяти своих кораблей. «Архангел», получивший многочисленные пробоины, со сбитым рангоутом, едва держался на воде. Не лучше дела обстояли и у союзников. И вот тогда на флагманском галеоне «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон» взвился сигнальный флаг: де Веласко приказывал сжечь корабли...
Стиснув руками перила ограждения юта, дон Мигель смотрел, как под воду одним за другим погружаются пылающие галеоны, унося с собой не только неисчислимые ценности, но саму надежду для Испании. Каким-то краем сознания он отметил, что Шато-Рено с остатками эскадры удалось вырваться из блокированной бухты. Затем он осознал, что его тянет за рукав один из теньентов.
- Сеньор адмирал! Вы меня слышите? Вы ранены?
Ранен? Действительно, правая штанина намокла от крови, но боли он не чувствовал, и поэтому лишь мотнул головой.
- «Архангел» тонет. Шлюпку уже спустили. Вы должны покинуть корабль, - настойчиво твердил теньент, а де Эспиноса никак не мог вспомнить его имя.
Им овладело страшное опустошение. Казалось, что жизнь по капле вытекает из него, и причиной тому была вовсе не пустяковая царапина. И даже то, что сокровища не достанутся англичанам, не служило утешением. У его страны больше не было Серебрянного флота...


Глава 2

Май 1707 г., Эль-Ферроль

Адмирал Рук не стал нападать на Виго, трезво оценив надежность укреплений города. Да и к чему? В окрестностях было, чем поживиться. Разорив близлежащие деревни и несколько монастырей, захватчики обнаружили также сундуки с золотом и серебром, которые не успели отправить в Мадрид, и, удовольствовавшись этим, покинули залив Виго.
Вскоре после отплытия англо-голландской эскадры, занемогшего дона Мигеля перевезли в Эль-Ферроль. Много дней он лежал, безучастно разглядывая полог кровати. В груди разливалась тупая боль, и дыхание самой Вечности касалось его лица. Беатрис брала его холодные ладони в свои, согревая их, и даже полузабытьи он ощущал ее присутствие. Что же не дало погаснуть тусклому огню жизни в изнуренном болезнью и отчаянием теле? Травяные настои жены? Ее любовь? Или его собственное упрямство?
Как бы то не было, ему вновь удалось отступить от ледяной бездны. Но она осталась близко, очень близко. И хотя к весне 1703 года он поднялся с постели, даже прогулка по саду стоила ему немалых трудов.

Два чужеземных принца спорили за трон и, подобно хищным птицам, разрывали Испанию на части. Война шла полным ходом, но для адмирала де Эспиносы она была закончена. Погруженный в раздумья, он подолгу сидел в кресле на берегу крошечного пруда или возле разожженного камина. События прошлого разворачивались перед его глазами бесконечной лентой.
Приходила Беатрис и устраивалась рядом с ним, на скамеечке. У них вошло в привычку молчать, лишь иногда она что-то негромко напевала, склоняясь над пяльцами с вышивкой, однако для него было как никогда была важна ее близость.
И только известие о потере Гибралтара вызвало у дона Мигеля вспышку ярости. Он гневно упрекал Небо в несправедливости. Как бы он желал сражаться в том бою и с честью принять смерть! Но Господь судил ему медленно дотлевать в немощи и бессилии...
Затем он устыдился своего малодушия и в тот же вечер попросил жену вновь читать ему.

Галисия в меньшей степени оказалась затронута военными действиями, и здесь жизнь брала свое. В прошлом году произошло немаловажное событие для семьи адмирала де Эспиносы: дон Хуан де Кастро-и-Вильальба попросил руки Изабеллы.
Дон Мигель осознал, что еще способен радоваться и... удивляться: его малышка Изабелита выросла. Дон Хуан происходил из хорошего рода, его земли, лежащие вблизи Ла Коруньи, приносили неплохой доход даже в нынешние печальные времена, но де Эспиноса не хотел неволить дочь, ведь той едва минуло пятнадцать. Однако Изабелита подозрительно легко согласилась, и он удивился еще больше, когда выяснил, что молодые люди уже знакомы.
«Мы слишком ее баловали. Как они ухитрились?!» - возмущенно сказал он жене.
«Разве у нас было иначе? Главное, дон Хуан ей по сердцу» - лукаво ответила та, и де Эспиноса впервые за многие месяцы улыбнулся, догадавшись, что дело не обошлось без ее участия.

Свадьба состоялась в апреле этого года, сразу после Великого поста, затем Изабелла уехали в Ла Корунью, оставив своего отца в некотором недоумении — тому еще предстояло привыкнуть не слышать в доме смеха дочери...

Впрочем, именно смех он сейчас и слышал.
Кто-то с треском ломился сквозь подстриженный кустарник.
- Диего!
Снова приглушенный смешок.
На лужайку выбрался мужчина средних лет. Поверх скромного камзола на нем был надет кожаный нагрудник, в руках он сжимал рапиру. Судя по всему, он не замечал сидевшего в тени деревьев дона Мигеля.
- Диего, выходите, я знаю, что вы здесь!
Из кустов показался смущенный Диего.
- Вы самовольно покинули место поединка, а это недопустимо для истинного кабальеро — сурово произнес учитель.
Диего опустил голову, но все-таки осмелился возразить:
- Но ведь это не было настоящим поединком, сеньор Гарсия! А упражнения так скучны! Сколько можно держать шпагу в вытянутой руке и стоять неподвижно?!
- Эти упражнения могут весьма и весьма пригодится вам, Диего.
- Я хочу рубить проклятых еретиков и командовать кораблем. Как мой отец!
- Что будет стоить ваша жизнь в настоящем бою, если вы не умеете защищать ее? Да к тому же, если вы не способны подчиняться приказам, кто доверит вам корабль и солдат? - нахмурился Гарсия.
- А вот мой отец и дядя... Они вовсе не подчинялись...
- Диего, - окликнул сына де Эспиноса.
Диего обернулся, и слова замерли на его губах, а щеки густо заалели.
Гарсия тоже обернулся и немедленно склонился в поклоне:
- Дон Мигель...
- Продолжайте, сеньор Гарсия, - усмехнулся де Эспиноса.
- И я уже не говорю, что вы нарушили покой вашего почтенного отца, - пробормотал тот. - И сейчас я попрошу дона Мигеля самого назначить вам наказание.
Де Эспиноса приподнял бровь, но кивнул:
- Оставьте нас. Позже Диего вернется к так опрометчиво прерванному занятию.
Учитель фехтования поклонился еще раз. Дон Мигель дождался, когда он скроется за живой изгородью, затем, опираясь на массивную трость, встал.
- Пройдемся, сын.
Понурившись, Диего шагнул вслед за ним, и они медленно пошли по огибающей пруд дорожке.
- Ты собирался сказать, что ни я, ни твой дядя не подчинялись приказам, - начал дон Мигель: - От кого ты узнал это?
Диего лишь еще ниже опустил голову.
- Ну же, я жду ответ.
- Я... дал слово, отец, - выдавил Диего.
- Вот как? И ты осмелишься перечить своему отцу? Ты же знаешь, что я накажу тебя.
- Даже если вы велите наказать меня... И даже если выпороть, я... не могу назвать вам его имя. Потому что... это недостойно истинного кабальеро! - Диего гордо вскинул подбородок и в упор посмотрел на отца.
Тот окинул сына внимательным взглядом, но Диего не опустил глаза. Тогда дон Мигель серьезно проговорил:
- Что же, держать слово - это весьма похвально и делает тебе честь. Впрочем, подозреваю, что это был старый Паскуаль.
- Но вы же не прогоните его? - заволновался Диего, мгновенно превратившийся из гордого кабальеро во взъерошенного десятилетнего мальчишку: - Еще он сказал, что вы оба были великими моряками. И полководцами...
- Премного ему благодарен... - хмыкнул дон Мигель: - Но к делу. Знай: сеньор Гарсия прав.
Во взгляде Диего появилось удивление.
- Да, Диего. И еще - приказы могут быть разумны или глупы. Или казаться таковыми. Самое точное следование им не убережет тебя от поражения. А ослушавшись, ты можешь обрести славу. Или покрыть себя позором...
Дон Мигель остановился и замолчал, глядя прямо перед собой

Вест-Индия, 1686 г

- На рейде Сан Хуан де Пуэрто-Рико бросил якорь прекрасный корабль. Представь мое изумление, когда я узнал, что он принадлежит тебе, - адмирал де Эспиноса испытующе взглянул на своего брата.
Диего пожал плечами:
- Да, «Синко Льягас» наконец-то пришел из Кадиса. Вовремя - теперь, когда «Сан Феллипе» так поврежден, что вряд ли имеет смысл заниматься его ремонтом.
- Диего, есть ли еще что-то, что я должен знать?
- Что именно?
- Я понимаю, ты взбешен потерей галеонов, но... Сейчас не самый удачный момент для необдуманных действий, да еще в одиночку. Так что прошу — будь осторожен.
- Слушаюсь, мой адмирал, - усмехнулся Диего, но почему-то отвел взгляд...

...Сколько раз потом Мигель де Эспиноса, мысленно прокручивая этот разговор, корил себя за то, что не проявил достаточной настойчивости и не выяснил намерений Диего. Ведь в его власти было запретить брату тот злосчастный налет на чертов Барбадос...
Видимо, он молчал слишком долго, и Диего начал переминаться с ноги на ногу. Дошел ли до мальчика смысл его слов?
- Запомни, Диего: никто не пройдет свой земной путь, ни разу не ошибившись. Однако ошибки ошибкам рознь. И ценой ошибки простого солдата можеть быть его жизнь. Полководец же за свою ошибку заплатит цену намного — намного! - выше. А теперь ступай.
- И вы не накажете меня? - недоверчиво спросил Диего.
Дон Мигель усмехнулся:
- Нет, если ты дашь слово не совершать впредь поступков, недостойных истинного кабальеро.

Глава 3


Июнь 1665 года, Кадис

Толкнув дверь капитанской каюты, Диего де Эспиноса остановился на пороге и присвистнул:
- Недурно!
Услышав голос брата, Мигель поднял голову от стола, заваленного рулонами карт.
- Диего! - воскликнул он. - Я уж думал, что-то помешало тебе отплыть из Гаваны, однако капитан Фернандес сообщил, что ты в Кадисе.
Выйдя из-за стола, он подошел к Диего и обнял его:
- Здравствуй, брат. И где ты пропадал целую неделю?
- Я отправился в... паломничество.
- В самом деле? И куда же?
- В монастырь Святой Клары. Поклониться чудотворной статуе Господа нашего. И святым мощам.
Мигель недоверчиво посмотрел на него:
- Твердость твоей веры не вызывает ни малейшего сомнения, однако... все ли мощи, которым ты поклонялся, были святыми?
- Т-с-с, братец, - понизил голос Диего, — на кораблях такие тонкие переборки...
- Как ее зовут?
- Каталина де Вильянуэва.
При этих словах пришел черед старшего брата присвистнуть:
- Как это тебя угораздило? Впрочем, во вкусе тебе не откажешь. Как и в безрассудстве, - он неодобрительно покачал головой: - А как же твоя нареченная?
Диего неопределенно пожал плечами:
- Свадьбу отложили еще на год, на этот раз из-за болезни ее отца. А сам-то ты что? Думаешь, ты и дальше сможешь увиливать от той же участи? Наверняка, отец скоро подыщет тебе невесту, если уже не сделал это.
Мигель неохотно буркнул:
- Значит, придет время исполнить мой долг.
- Уф, и ты забудешь бархатные очи доньи Химены? - младший брат ухмыльнулся, заставив недовольно поморщиться старшего. Поскольку ответа не последовало, Диего, присмотревшись к лежащему на столе узкому конверту, воскликнул:
- Ха, уж не от нее ли я вижу послание? Что же, утешить прекрасную вдовушку — дело благое...
- Диего!
- Ну... не сердись, - примиряюще сказал Диего и, чтобы перевести разговор в другое русло, спросил: - И каково быть капитаном? Говорят, сам адмирал де Ибарра благоволит тебе.
- Ты тоже года через два сможешь командовать кораблем. Если станешь серьезнее.
Диего встряхнул головой, отбрасывая упавшую на глаза волнистую прядь волос.
- Вся наша фамильная серьезность досталась тебе, братец.
- Повеса, - беззлобно проворчал Мигель. - Но я слышал, что и ты отличился в стычках с буканьерами на западе Эспаньолы.
- Этот сброд? - презрительно скривил губы Диего: - Не нужно особой доблести, чтобы истреблять их. Они подобны животным, а их женщины безобразны и несговорчивы...
- Только не говори, что тебя прельстили их женщины!
- Не скажу, - захохотал Диего. - О, все еще слагаешь серенады? - он кивнул на лежащую на рундуке гитару с темным грифом и богато украшенным корпусом.
- Иногда, - уклончиво ответил Мигель.
- Не одолжишь мне на сегодняшний вечер?
- Диего, стены, окружающие дом де Вильянуэва, высоки, а сторожа злы.
В голосе старшего брата отчетливо слышалась тревога, но Диего беспечно рассмеялся:
- Огонь страсти сжигает все преграды на своем пути.
- Смотри, как бы этот огонь не припек тебе пятки. Сеньорита де Вильянуэва просватана за дона Сальвадора де Васкеса. Он не прощает обид. Да и ее отец шуток шутить не любит.
- Не впервой!
- Пеняй на себя, брат. Знай только, что мне бы очень не хотелось лицезреть твой труп с проломленной головой.
Диего отмахнулся:
- Не о чем беспокоится. В Кадисе не только у дома де Вильянуэва есть благоуханный сад. Лучше скажи, где ты остановился. Или ты и вовсе не сходишь со своего корабля?
- На площади Сан-Хуан, белый дом по правую сторону от церкви.

… Мигеля разбудил громкий, лихорадочно-торопливый стук в дверь. Он выскочил из спальни и едва не столкнулся на лестнице со слугой: старый Густаво, шаркая, спускался вниз. На плече он держал мушкет времен войны во Фландрии. Из каморки под лестницей выбралась заспанная перепуганная Марселина, кухарка.
Стук повторился, и Густаво крикнул, снимая мушкет:
- Терпение, терпение, мой добрый сеньор! Сейчас я вас привечу!
- Откройте! Во имя милосердия...
Мигель похолодел, узнав голос Диего.
- Убери мушкет, Густаво!
Он слетел по лестнице и, отодвинув засов, распахнул дверь. И едва успел подхватить брата, сползающего по стене дома.
- Ты ранен?! Густаво, лекаря!
- Не надо лекаря... - пробормотал Диего и обмяк в его руках.
Проявив неожиданную прыть, Густаво велел растерянно застывшей Марселине найти чистого полотна и согреть воды. Затем он помог Мигелю перенести Диего в спальню и устроить на кровати.
Роскошный камзол Диего превратился в лохмотья, немного выше колена правой ноги обнаружилась обильно кровившая рана: мышца бедра была разорвана клыками необычайно крупной собаки, либо даже волка. На руках имелись и другие укусы, поменьше.
Густаво много лет тянул солдатскую лямку, и, как и всякий солдат, был сведущ в ранах. Осмотрев Диего, он заявил, что, хвала Господу, бедренная артерия не задета и жизни молодого сеньора ничего не угрожает. Мигель склонен был с ним согласиться, поскольку в ином случае Диего истек бы кровью на месте.
Что-то ворча себе под нос, старый слуга ушел к себе.
Мигель с тревогой и досадой смотрел на бесчувственного Диего, распростертого на кровати. Куда непутевый брат вляпался на этот раз? Или его занесло еще и поохотиться в Сьерра-Морене?
Вернулся Густаво, держа в руках круглую коробочку из желтоватого металла. Внутри была была странно пахнущая темная мазь.
- Что это? - подозрительно спросил Мигель.
- О, это снадобье творит чудеса! Не извольте беспокоится, мне его дал один монах. Святой человек, отшельник с горы Альмансор.
Мигель кивнул, и вдруг спохватился:
- Надо проверить, нет ли крови на мостовой перед домом...
Однако, не успел он договорить, как за окнами громыхнуло, и по стеклам защелкали первые капли дождя.
- Впрочем, дождь скроет все следы. Ему везет, - хмыкнул Мигель, - хотя он того и не заслуживает.
Причитающая кухарка принесла наполненный горячей водой тазик и кусок полотна. Густаво пресек ее жалобы и отправил восвояси, молиться Пресвятой Деве за здравие молодого сеньора. Потом, смыв запекшуюся кровь с бедра Диего, стал наносить мазь.
Диего дернулся и простонал:
- Мигель...
Страх за брата уступил место злости:
- А, ты пришел в себя! И кто же это тебя так отделал?
- Собаки... Чертов Вильянуэва завел настоящих чудовищ... И кажется, меня поджидали... Я убил двух собак своим кинжалом, но в доме поднялся переполох...
- Так все-таки ты залез к нему в дом?!
- А-а-а! - взвыл Диего.
- Терпи! - безо всякого сочувствия прикрикнул на него Мигель: - Ты и в самом деле болван! Тебя кто-то узнал?
- Нет... не думаю...
- Хорошо, если так. Как тебе удалось выбраться?
- Каталина... дала мне ключ от калитки...
- Бедная девушка. А что будет с ней, ты подумал?
Диего ничего не ответил, а Мигель, придя в еще большую ярость, прорычал:
- Ты обесчестил ее?!
- Нет! Мы только...
- Надеюсь, ты не врешь. Но если сеньорита де Вильянуэва назовет твое имя, твоя жизнь не будет стоить и песо.
- Каталина? Никогда! Но... твоя гитара... - виновато пробормотал Диего, корчась от боли под руками Густаво. - Она осталась там... Прости...
Мигель досадливо прикусил губу.
- Думаю, обойдется, - помолчав, сказал он: - Я, в отличии от тебя, не шлялся с ней по благоуханным садам Кадиса, а изготовивший ее мастер живет в Мадриде, - Потом он жестко усмехнулся: - В любом случае, как только встанешь на ноги, тебе придется уехать. Отправиться в новое паломничество, например. А еще лучше — вернуться на Эспаньолу.
- Я умею сражаться... и если дон Сальвадор вызовет меня...
- Не будь глупцом. Дон Сальвадор велит подстрелить тебя из засады. Как куропатку.

Май 1707 г., Эль-Ферроль

...Дон Мигель вздохнул. Разве он недостаточно знал своего брата?
Диего, пылкий и упрямый; часто, слишком часто идущий на поводу своих желаний. Сколько раз он попадал в передряги, из которых выпутывался лишь чудом. С годами он, конечно, стал осмотрительнее и не в пример больше прислушивался к голосу разума, но не утратил импульсивности, присущей его натуре.
Так почему же он не предвидел того, что Диего, глубоко уязвленный потерей кораблей, не смирится с унизительным поражением, и пойдет наперекор его советам?
Наверняка, он смог бы предотвратить очередное безрассудство брата, если бы остался на Пуэрто-Рико, но ему надо было спешить в Санто-Доминго. А потом случилось, то... что случилось.

В конце аллеи показалась жена, и де Эспиноса почувствовал, что невольно улыбается.
Время оказалось милосердным к его Беатрис: ее походка была все так же легка, а движения грациозны, и в темных волосах почти не было серебра, вот только черты лица стали строже. За какие же неведомые добродетели Небо благословило его таким сокровищем?
Жизнь вдруг увиделась де Эспиносе пестрым гобеленом, где причудливым узором сплелись любовь и ненависть, триумф и отчаяние. Убери одну нить — и узор станет другим, а то и вовсе исчезнет. После гибели брата гобелен его жизни ткался лишь из черной нити горя и боли, и алой — ярости, и де Эспиноса думал, что ничего уже не изменится, но полотно неожиданно вновь вспыхнуло ярким многоцветьем. Он вспомнил тот безумный осенний день, когда бросился в погоню за своенравной дочерью алькальда Сантаны. И догнал, и сделал своей. И единственное, о чем ему оставалось сожалеть - что его гордыня и упрямство причинили ей слишком много страданий...
Жена подошла к нему, и де Эспиноса обнял ее за плечи, прижимая к себе.
- Что пишет Изабелита?
Беатрис удивленно вскинула голову:
- Как ты догадался, что пришло письмо?
- Да вот, догадался, - усмехнулся он.
- Она пишет, что все благополучно, и я уверена, что так и есть.
- Даст Бог, так будет и дальше, - де Эспиноса жадно вглядывался в ее лицо, будто желая запечатлеть в памяти каждую черточку: - Моя маленькая сеньорита Сантана, тебе было тяжело со мной?
- Я счастлива с тобой, Мигель, но... почему ты спрашиваешь?
Де Эспиносе так много нужно было сказать ей, но дыхание перехватило. Он попытался набрать в грудь воздуха и не смог. И в этот миг ясно осознал, что отпущенное ему время истекает. Что оно уже истекло.
- Мигель! - отчаянно вскрикнула Беатрис
- Я всегда любил тебя... Беатрис...
А затем из дальнего далека надвинулся шелест волн, и де Эспиноса почувствовал на губах соленый вкус моря...

- Мигель!
Худощавый подросток на краю мола оборачивается и радостно улыбается, увидев бегущего к нему мальчика помладше.
Море шумит уже совсем близко, и в его голосе Мигелю удается наконец расслышать то, что чудилось ему всю его жизнь
- Ты мой... мой... Теперь и навсегда!
______________________________________________________________
* Битва в заливе Виго, когда Серебрянный флот Испании оказался затоплен в бухте, относится к событиям Войны за испанское наследство. По мнению одних историков, на дно ушли несметные сокровища, однако другие полагают, что все-таки большую часть ценностей удалось снять с кораблей и отправить в глубь страны.

@темы: Искупление, Фанфики

---

[Ка.Ли.]

Что-то притихли все, заскучали... А у меня припадок ещё не прошёл, терпите!
Итак,

"За короткое время дружба Арабеллы Бишоп с лордом Уэйдом углубилась и окрепла. Способность вызывать такую дружбу была величайшим даром Арабеллы. Но вскоре произошло событие, испортившее то, что обещало быть наиболее приятной частью путешествия его светлости."

Кто как понял выделенную фразу? Варианты, версии, делимся рассуждаем.

@темы: Вопросы, Книги

---

Битва в заливе Виго

[Nunziata]

Вопрос, навеянный обсуждением)
Как вы думаете, мог ли Питер Блад принимать участие в этом безобразии?) и даже повстречать кой-кого из старых знакомых?

coollib.com/b/209550/read
...Путь до Азорских островов «серебряный конвой» прошел без приключений, хотя переход был довольно тяжелым. На Азорах до Веласко дошли известия, что война с Англией и Голландией началась. По слухам, караван у берегов Испании уже караулила английская эскадра адмирала Клаудисли Шовеля. На военном совете Шато-Рено предложил двигаться к одному из французских портов (предпочтительно — к Бресту), поскольку там можно было ждать помощи да и сами эти порты были прилично укреплены. Кроме того, там можно было доукомплектовать экипажи кораблей. Дон Мануэль яростно воспротивился этому, сообщив, что его инструкции не позволяют принять подобное предложение. В конце концов решили идти в Виго, однако проследовать на почтительном расстоянии от мысов Сент-Винсент и Финнистере, чтобы не встретиться с англичанами.
30 мая 1702 года из Торбэя вышла объединенная англо-голландская эскадра из 50 кораблей под командованием Джорджа Рука. Направилась она к испанскому Кадису — союзники хотели захватить этот важный порт, дабы обеспечить себе плацдарм для высадки войск на территории Пиренейского полуострова.
В сентябре 1702 года караван достиг берегов Испании. Прибывшие на борт капитан-генерал Испании принц Брабансон и дон Фелипе Араухо сообщили, что месяц назад большая английская эскадра под командованием адмирала Рука осаждала Кадис и, потерпев неудачу, охотится за «серебряным конвоем». Они посоветовали идти в Эль-Ферроль, хорошо защищенный батареями порт, но Шато-Рено решил сопроводить конвой в Виго, поскольку там было довольно тихо, а узкий проход на рейд можно было основательно перекрыть бонами и установленными на берегах батареями. 22 сентября 1702 года la Flota de Оrо вошел в залив Виго. Галеоны укрылись в небольшой бухте Ульо у острова Сен-Симон, а военные корабли встали на якорь у входа в залив — напротив сторожевых башен Ранде и Корбейро. Первая часть задачи была выполнена — галеоны с сокровищами дошли до берегов Испании.
Сразу же начались лихорадочные работы по обеспечению надежной защиты порта. В Виго были срочно направлены войска, началась реставрация башен Ранде и Корбейро, на каждую из них установили 8 бронзовых и 12 железных пушек; все эти орудия были сняты с испанских кораблей. Между башнями была натянута цепь и установлены боны, полностью перекрывавшие проход к фондо де ла Риа (входу в залив). За заграждением поместили военные корабли. На башнях были размещены гарнизоны из 200 французских и 150 испанских моряков, в фортах Виго — Кастро и Сан-Себастьян — соответственно, 1500 и 1300 солдат. Кроме того, еще 3000 штыков были в резерве.
27 сентября началась разгрузка серебра, за которой наблюдали принц Брабансон, адмирал Шато-Рено и члены коммерческой гильдии Севильи. К Виго в срочном порядке было собрано около 500 подвод, крестьянам платили по одному дукату за лигу расстояния, поэтому многие приехали из других областей. К 14 октября практически все серебро и товары были уже сгружены. На галеонах оставалась только контрабанда — припрятанные серебряные монеты, золотые украшения и практически весь груз кошенили. Дело в том, что воровство — и в колониях, и в метрополии — было бичом испанской монархии, поэтому король, выслушавший отчеты принца Брабансона и дона Хуана де Ларрея, был уверен, что беспокоиться не о чем, все товары уже на суше. 3650 ящиков серебра, поднятые на галеоны в Вера-Крусе, согласно описи дона де Веласко, были сгружены в Виго, если верить документам принца Брабансона. Так что разговоры о «перегруженных серебром кораблях» из английских источников не что иное, как вымысел. Забегая вперед, скажем, что английским адмиралам был выгоден такой обман, но об этом позже. Согласно описи принца Брабансона, в общей сложности с галеонов сняли товара на 13 639 230 песо, из которых 6 994 293 песо сразу же легли в сундуки Филиппа Анжуйского[15].
18 октября испанские агенты донесли, что англо-голландский флот адмирала Джорджа Рука, ушедший из-под Кадиса, разделился: одна его часть направилась в Индию, а вторая — на «зимние квартиры», в Англию. Получив такие вести, защитники Виго расслабились — разгрузка была временно приостановлена, часть бонов разведена Однако эта информация оказалась в корне неверной, как раз в это время до Рука дошли слухи, что «серебряный конвой», который так долго искали, стоит в бухте Виго. 20 октября англо-голландцы подошли к стоянке la Flota de Оrо. Эскадра состояла из 30 английских и 20 голландских кораблей и имела на борту 13587 солдат под общим командованием графа Ормонда. Авангардом англичан командовал вице-адмирал Хопсон, державший флаг на «Принс Джордже», центром — контр-адмирал Фэйрбон на «Сент-Джордже», арьергардом — контр-адмирал Грэйдон на «Триумфе». Голландское соединение из 20 кораблей под командованием адмирала Ван дер Гоеса шло позади англичан.
Силы французов и испанцев были намного меньше —17 линейных кораблей и 18 галеонов. По пушкам англо-голландцы, несомненно, превосходили противника: к примеру, флагманский «Ройал Соверин» нес 110 орудий, «Сент-Джордж» и «Принс Джордж» — более 90. У французов на кораблях было не более 70 орудий, поскольку, как мы помним, Шато-Рено отправил все 90- и 80-пушечники в Брест. У испанцев же дело обстояло еще хуже — на все 18 галеонов у них было 178 орудий, причем калибры не больше 18-фунтовых.
22 октября Рук бросил якорь у мыса Кангас, недалеко от фортов Кастро и Сан-Себастьян, с которых тяжелые орудия испанцев открыли огонь по кораблям.
Вечером на борту «Ройал Соверина» провели военный совет, где решили сначала, высадив десант, захватить Гранде и Корбейро, а корабли в это время попробуют проломить боны и дадут бой французским линкорам.
23 октября, в 10 утра 4000 английских солдат были высажены в бухточке Теис, недалеко от башни Гранде. Гренадеры Ормонда пошли на штурм, но 200 французских моряков оказали им упорное сопротивление. В конце концов, когда у французов кончились боеприпасы, англичане взяли башню.
Вице-адмирал Хопсон, пересевший на «Торбэй», во главе английского флага устремился к заграждению, которое удалось быстро проломить. Корабли Рука быстро подошли на пистолетный выстрел к эскадре Шато-Рено и открыли убийственный огонь. Французы с отчаянием обреченных пытались отбить атаку, но силы были слишком неравны. Веласко и Шато-Рено решили сжечь корабли, дабы они не достались англичанам, и вскоре они зачадили один за другим. Сгорел весь груз кошенили, которую испанцы не успели выгрузить. Нападавшие смогли захватить 6 французских и один испанский корабль («Альмиранта де Асогес»), но они были в таком ужасном состоянии, что вскоре их просто сожгли.
Рук и Ван дер Гоес ворвались в бухту Виго и высадили десант рядом с островом Сан-Себастьян. Был разграблен монастырь Сан-Фелипе рядом с Виго — англичане не только вынесли все ценности, но и изрезали образа католических святых. Но на штурм самого Виго Рук не решился. Грабежи продолжались еще 4 дня. Особенно отличился кэптен Немо (??? кто это))), которому на захваченном галеоне удалось найти целый сундук с серебром.
27 октября подошла эскадра английского адмирала Шовеля из 20 кораблей, Рук усилил ее 7 кораблями, и 30 октября удалился с захваченным в Англию. Общая сумма, в которую оценивалось награбленное, была не очень большой — 350–400 тысяч песо. Шовель оставался в Риа де Виго еще какое-то время и ушел с 7 захваченными кораблями, из которых 5 были сожжены во время перехода ввиду их отвратительного состояния.
Битва в бухте Виго стоила голландцам и англичанам 800 человек. Французы и испанцы потеряли около 2000 солдат и матросов, однако основной потерей Испании был большой торговый флот, теперь богатства колоний не на чем было доставлять в метрополию. В конце ноября 1702 года в английском парламенте состоялись слушания, посвященные бою в Виго. Депутаты Палаты общин обрушились с критикой на действия адмирала Рука. Сумма захваченного также вызвала негодование парламентариев — 400 тысяч песо, это ведь всего 150 тысяч фунтов! А расходы на одну только эскадру Рука превысили 600 тысяч фунтов!
Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю адмиралу Руку, в честь победы в Виго Монетным двором Англии по указанию королевы Анны была выпущена золотая гинея с изображением тонущих испанских галеонов, а также была отчеканена памятная медаль. По этому поводу многие англосаксонские историки утверждали, что из захваченного серебра и золота чеканились особые монеты.
получается - зря Жюль-Верновский Немо там что-то искал?
но я нарыла и другие источники, где утверждалось, что сгрузили только малую часть, а в Марид и вовсе отправили только один караван. Остальное припрятали на берегу и это нашел и разграбил английский десант
Впрочем один корабль Рук таки нагрузил добром, но он - вот незадача - потонул на выходе из залива.
Налоговой инспекции на этого Рука не было

@темы: Вопросы

---

Арабелла сильно изменилась

[Master Of Smth]

Не знаю точно, было ли это здесь уже. Если что, удалю

---

Остров без сокровищ

[Ка.Ли.]

Я тут ознакомилась с произведением Точинова Виктора "Остров без сокровищ". Очень забавная спекуляция на заданную тему "А было ли в романе всё так, как записал это Джим Хокинс". Выискивание блох в тексте, отсылки к историческим фактам, с кровью выдранные цитаты и грандиозные умозаключения на пустом месте, короче, всё как мы любим. Автор оторвался на полную катушку, презрев логику, а так же стыд и совесть. Но здесь я о нём пишу, потому что в одной из глав он упомянул Сабатини и его героя капитана Блада.

текст

"Для начала контрвопрос: а почему, собственно, якобы случайные обмолвки и ошибки Стивенсона складываются так идеально, дополняя друг друга, словно элементы мозаики-пазла? И почему картина в результате получается столь логичная и законченная?

Всё познается в сравнении.

Давайте для сравнения бросим беглый взгляд на творчество другого классика жанра, Рафаэля Сабатини.

Сравнение более чем корректное. Сабатини – младший современник Стивенсона (мэтр умер, когда юному Рафаэлю было девятнадцать). Оба творили поначалу в Англии и на английском языке, но оба не англичане – один шотландец, другой натурализованный итальянец. Оба, получив известность, жили и работали за границей, там же и скончались. Оба, наконец, писали про пиратов.

Итак, Сабатини… Герои у него – тоже лучший пример для молодежи. Вспомним самого известного, капитана Блада: красив, элегантен, отважен, честен, умен, образован, хорошо воспитан, верен в любви, благородство – зашкаливает… Короче говоря, Питер Блад – ум, честь и совесть эпохи колониального раздела мира.

Непонятностей и нестыковок в книгах Сабатини о капитане Бладе очень много. Недопустимо много. Торчат из текста они гораздо сильнее, чем в романе Стивенсона – там надо внимательно вчитываться, а тут странности сами бросаются в глаза.

Например, «Арабелла», корабль Блада, дает залп всем бортом, двадцать пушек выпалили разом по вражескому судну… Фокус в том, что на борту в тот момент всего десять человек. Можно еще представить десять канониров, этак раскорячившихся, широко раскинувших руки – дабы бабахнуть из двух пушек одновременно. Но кто тогда работал с парусами? Кто следил за противником и отдал команду на залп? У штурвала стоял кто? Да-да, не изумляйтесь, именно у штурвала, хотя Блад плавал по морям в семнадцатом веке. Но его подчиненные регулярно стоят у штурвала, изобретенного в следующем столетии. (На «Испаньоле», кстати, штурвала не было, кораблем управляли посредством румпеля, что вполне логично и достоверно).

Еще пример: Блад волею судьбы оказывается на корабле своих заклятых врагов, испанцев. Выдает себя за голландца, благо язык знает, – и в результате путешествует не в кандалах и не в трюме, куда попал бы любой англичанин. Живет как белый человек, в каюте, столовается с испанскими офицерами… И как-то после ужина офицеры и Питер Блад вместе с ними, что называется, злоупотребили. Вернее, только начали злоупотреблять, когда Блад вдруг заявил: он, дескать, ирландец, происходит из нации великих выпивох, и перепьет здесь любого! Забыл капитан, что по легенде он из Голландии. И Сабатини забыл, поскольку не отметил для читателей ошибку персонажа. А испанцы? Им и вовсе наплевать: голландец, ирландец, какая нахрен разница, был бы человек хороший, давайте лучше выпьем! За ирландца с приметами Блада, к слову, испанским адмиралом неплохая награда была назначена, восемьдесят тысяч золотом…

Такие ошибки и неточности идут у Сабатини густым потоком, особенно в книгах-сиквелах про Блада. Там вообще творятся вещи чудесные: давно потопленная «Арабелла» вновь плавает по морям, и Блад вновь ей командует (бросив, очевидно, и возлюбленную, и пост губернатора Ямайки), его соратник, гугенот Ибервиль, оборачивается каким-то чудом истово верующим католиком и т. д. и т. п.

Но вот в чем проблема: как над этими странностями ни размышляй, никакой связи между ними не просматривается. Один странный момент можно объяснить так, другой этак, – но общая картина не появляется. Нельзя сделать вывод о какой-то тайной стороне жизни капитана Блада, которую автор прямо упоминать не желает, но дает достаточно намеков вдумчивому читателю.

Вывод возникает другой: плохим писателем был Рафаэль Сабатини, уж извините. Гнал свои тексты, не задумываясь о смысле и достоверности. Совсем как какой-нибудь наш автор фэнтези, молодой и талантливый.

У Стивенсона таких проколов нет, румпель штурвалом он никогда не назовет. Мы уже не раз отмечали, что практически все ляпы – результат небрежности переводчиков, незнания ими материальной части.

А если уж в тексте Стивенсона что-то настораживает своей нелогичностью – объяснение всегда находится и идеально стыкуется со вторым смысловым слоем. Это у Сабатини глупые ошибки, а у Стивенсона – сигналы читателю: включи-ка мозг, задумайся, о чем тебе хотел сказать автор."

Ну в общем, всё правильно написал, крыть нечем. Единственное, что он не учёл, что действие "Хроник" и "Удач" происходит в период до его губернаторства, а так.. что тут скажешь. Сабатини въедливостью не отличался да и редактор похоже ему попался ленивый и не докучливый.

Но меня почему-то совсем не раздражают такие откровенные ляпы. Если дело касается матчасти, то я их просто не замечаю по причине полного невежества. Как человек, выросший в горах, я предпочитаю любить море с берега. Ошибки фактического плана, типа абсурдных религиозных метаний Ибервиля, больше смешат, чем расстраивают. Тем не менее есть в тексте шероховатости, которые даже к ошибкам отнести нельзя, они просто не укладываются в логику персонажей. А всё условности жанра виноваты! Не может романтический герой страдать от чего-нибудь приземлённого и всё тут! Никак не может. И даже плохо пахнуть не может. В знаменитой сцене торга на моллу, Питер "поёжился, представив, какой жалкое зрелище представляет". Какой впечатляющий амбре должны распространять вокруг себя каторжники не мывшиеся пол года, автор предпочитает не упоминать. Да там мухи должны были дохнуть на подлёте, куда там дихлофосу! Но законы жанра есть законы жанра, романтический герой ничем не пахнет и всё тут. Беда в том, что я так люблю "Одиссею", что предпочитаю считать её персонажей реальными людьми, так их анализировать куда интереснее. Поэтому такие вот моменты сильно щёлкают по глазам. Помните, в гостях у Истерлинга подавали "пережаренное мясо и переваренные овощи". И "деликатный желудок Питера Блада отказывался принимать такую еду". Фу ты, ну ты, пуся какая! А в тюрьме его видимо исключительно филе-миньон с протёртыми сердцами артишоков кормили. А уж пока на Барбадос везли, каждый день стаканчик свежевыжатого сока в трюм спускали, что уж там. Такая "деликатность" немного смущает, если вспомнить, что речь идёт о человеке, который пол жизни потратил на военную службу. Нестыковочка. Питер Блад получился очень живым, объёмным персонажем, с достоинствами и недостатками, а Сабатини время от времени упрямо пытается впихнуть его в образ "настоящего романтического героя". И получается как-то не очень. Натирает ему этот образ, жмёт. Поймите меня правильно, я совсем не хочу читать, как Питер Блад мучается геморроем, но и маэстро Сабатини время от времени перегибает палку.

@темы: Книги

---

В поисках Арабеллы

[Ка.Ли.]

А как вам вот такая Арабелла?

ещё картинки

В защиту этой кандидатуры, она настоящая британка, то есть необходимый акцент обеспечен. Очень недурная, даже вполне талантливая актриса. А ещё у неё какие-то невероятные лучистые глаза и задорная улыбка.

@темы: Опросы, Фильмы, Фанарт, Вопросы

---

[Ка.Ли.]

UPD2. Поскольку беседа немного поутихла, я чуть-чуть сжульничаю и составлю каталог тем, стихийно возникших в ходе дискуссии. Мало ли кому-то темы для фанфика понадобятся или новые мысли возникнут.

темы

1. Блад разыгрывает очередной спектакль из серии "а ещё я ем испанцев на завтрак", а Джереми почему-то оказывается не в курсе его замыслов и принимает всё за чистую монету. Реакция Джереми (пойдёт - не пойдёт против Блада), ну и может до кучи ещё и реакция Блада, когда он узнает о переживаниях Джереми.

2. Джереми Питт попадает в сети коварной красотки (типа Миледи), которая заставляет его усомниться в правоте капитана в каких-нибудь принципиальных вопросах.

3. Доставляло ли Джереми Питту какой-то моральный дискомфорт пиратское ремесло?

4. Условия из канона. "Милагросу" потопили, "Арабелла" следует на Ямайку. Из каюты раздаются крики Арабеллы. И ясно, что виновник этих криков их обожаемый капитан. Вопрос №1. Реакция и поведение Джереми Питта. Вопрос №2. Реакция и поведение Нэда Волверстона.

5. В тело Блада вселяется попаданец и начинает жечь и пепелить. Вопрос - как долго он продержится до вразумляющего удара по голове со стороны того же Волвика с целью изгнания злобного духа.

6. Достойный антогонист для Блада. Его нет в романе, но ведь можно придумать.

7. Каким образом Блад оказался в испанской тюрьме с учётом того, что на тот момент служил в рядах их союзников голландцев?

8. Какие обязанности и обязательства были у Арабеллы, как у высокопоставленной дамы Порт-Рояла?

@темы: Вопросы, Книги