4. НОВОСЕЛЬЕ
Почти сразу же, как Шарлотта Рейнард возвратилась в каюту, Джереми отправился в город на поиски жилья для девушки, не желая откладывать это в долгий ящик. Вместе с ним увязался Том Хагторп, заявив, что такой профан по части поисков приличной квартиры для молодой леди, как Питт, просто пропадет без него, или найдет что-нибудь совершенно неподходящее. Штурман на насмешку огрызнулся, но возражать не стал. Он и в самом деле чувствовал себя не слишком уверенно в роли ответственного квартиросъемщика.
До сих пор Том и Джереми не были между собой особенно близкими друзьями. Случилось так, что Нат Хагторп, старший брат Тома, как-то пожаловался в дружеской беседе капитану Бладу, что юноша под влиянием разгульного «берегового братства» на глазах превращается в совершенного оболтуса, позор своих предков – честных моряков, а в эстетическом отношении становится все больше похож на Волверстона. После недолго совещания эти двое постановили пристроить Тома к штурману «Арабеллы» в качестве ученика. С тех пор, уже примерно года полтора, Том не слишком старательно, но довольно успешно изучал премудрости навигации. А некоторое время назад, вскоре после своей дуэли с капитаном Тондером, Джереми договорился с молодым Хагторпом, что тот немного натаскает его в фехтовании. Том взялся за это охотно: вполне возможно, что юноше льстило самому научить чему-то штурмана, на которого он вынужден был смотреть снизу вверх, как на человека, постигшего все тайны и тонкости навигационных расчетов, и который к тому же был на несколько лет старше него. Правда, через некоторое время к тренировкам как-то, словно бы невзначай, присоединился Питер Блад, существенно повысив их эффективность. Но он принимал участие в занятиях Тома и Питта не так уж часто, и молодые люди всегда имели возможность отработать навыки, полученные от капитана, друг на друге.
читать дальшеСовсем несложное, казалось бы, дело – найти квартиру, благо, питейных заведений в Кайоне хватает, а у их хозяев постоянно ушки на макушке. И любой трактирщик всегда готов поделиться информацией, если это поможет поднять престиж его торговой марки или хотя бы принести какой-нибудь, пусть небольшой, доход.
Однако на деле все оказалось не так просто. В одних домах, адреса которых подсказали Питту, не желали иметь дело с неизвестной девушкой. В других находили разные вежливые отговорки, поскольку хотя Джереми и был известен всем, как штурман капитана Блада, однако и он, и его капитан все-таки были пиратами. А местное общество – то, которое старалось по возможности избегать общения с «береговым братством» - несмотря на то, что процветало главным образом за счет оборота захваченных флибустьерами товаров, предпочитало лицемерно воротить нос от джентльменов удачи, делая вид, будто не имеет к ним никакого отношения. И практически нигде не говорили по-английски, а Шарлотта не знала французского.
В итоге страдания двух молодых людей над квартирным вопросом продолжались до тех пор, пока в таверне «Капитан Сильвер» им не подсказали адрес некоего шотландца, состоявшего чиновником на службе у французов. По словам знакомой танцовщицы, которая сообщила приятелям об этом джентльмене, он умел добывать деньги чуть ли не из воздуха и переходил на французский либо голландский только в совсем уж крайнем случае. Но в остальном был человек вполне порядочный. И судя по последней привычке, его домашние должны говорить на диалекте.
- Можете не волноваться, - я его хорошо знаю, он мой соплеменник. Зовут его Александер Мак-Коннехи, а французы переделали в Машконэ. Запомните? - И она назвала адрес в одном из лучших кварталов Кайоны.
Последовав ее совету, Джереми и Том довольно быстро отыскали дом указанного господина. Правда, самого мистера Мак-Коннехи они там не застали: он не так давно переселился в самое тихое и благопристойное место в Кайоне – на кладбище. Однако имелась в наличии его вдова, относительно молодая еще француженка. Мадам Мак-Коннехи, как и предсказывала танцовщица, не вынеся варварского произношения Питта, сама очень быстро перешла на шотландский диалект, который даже с ее французским акцентом звучал вполне удобопонятно. И поскольку после смерти мужа эта женщина испытывала некоторые затруднения в средствах и жила одна, с единственной служанкой, то стороны очень быстро пришли к соглашению.
И спустя лишь несколько часов мисс Рейнард уже обосновалась в верхнем этаже небольшого прохладного дома с окнами на гавань и соседний сад. По счастью, в ее судьбе приняли участие не только Том и Джереми, но и сам Питер Блад, который предусмотрительно позаботился, прежде чем селить девушку в городе, снабдить ее всем необходимым, пригласив прямо на борт «Арабеллы» пару торговцев галантереей и лучшего кайонского портного.
Жаркие, почти безветренные мартовские дни текли в привычных для флибустьеров занятиях. Хотя почти вся команда «Арабеллы» беспробудно гуляла на берегу, на фрегате произвели за это время мелкий ремонт и покраску всего, что только возможно отремонтировать и покрасить на рейде. То же самое делали и на других кораблях Бладовской эскадры. А «Элизабет», получившую серьезные повреждения в набеге на жемчужную флотилию у Рио-дель-Хача, решили сразу уж заодно и кренговать, вследствие чего Том, не имевший пристрастия к такого рода мероприятиям, перебрался пока в одну из кают «Арабеллы».
Рассчитывая в конце марта и в апреле на дальние походы и крупные операции, капитан Блад приказал также заменить на судах все детали, все снасти, вызывавшие хоть малейшее подозрение в их надежности. Хотя в обязанности штурмана такие вещи не входили, но Джереми, как и большинство команды, влюбленный в прекрасный могучий фрегат (а может еще и по старой шкиперской привычке – ведь командиру торгового судна приходится всем заниматься самому) принял в подготовке корабля к долгому плаванию самое непосредственное участие.
Однако все это совершенно не мешало Питту постоянно помнить о своей подопечной и каждый день навещать ее. Они с капитаном Бладом уже имели на руках список судов и шкиперов, вполне подходивших для того, чтоб переправить мисс Рейнард на Невис, однако ни один из этого реестра пока не показывался в гавани Кайоны, и ради того, чтоб девушка не чувствовала себе покинутой и не думала, будто о ней забыли, Джереми старался не пропускать ни дня, чтоб заглянуть в дом вдовы Машконе. Обычно с ним отправлялся, не дожидаясь особого приглашения, Том Хагторп – как полагал Джереми, просто страдая от безделья. Штурмана слегка раздражала манера молодого Хагторпа слишком часто говорить что-то такое, что вызывало смех или хотя бы улыбку у двух женщин, облаченных в траур. Питт пытался сказать об этом приятелю, но тот сразу потребовал объяснить, что такого крамольного в безобидных шутках. Однако объяснять такие вещи Джереми как раз не умел, ему было достаточно того, что он всей душой это чувствовал. Но если выдавалась возможность навестить дом вдовы без младшего Хагторпа, Питт всегда этим пользовался. И тогда молодые люди вдвоем сидели в гостиной, больше напоминавшей холл, и вели неторопливые беседы на общие темы, прерываемые изредка пробегавшей мимо хозяйкой или ее служанкой. А в редкие дни, когда ветер с моря свежел, разгоняя жару и назойливых насекомых, Джереми с девушкой отправлялись вечером, до захода солнца, гулять на набережную, где причаливали к молу лодчонки надорвавших за день горло торговцев фруктами и шлюпки сменившихся с вахты моряков.
В один из таких вечеров Шарлотта спросила:
- Как вы думаете, мистер Питт, скоро ли окажется возможным мое путешествие на Невис?
- Вполне вероятно, мисс Рейнард, что в течение нескольких дней ветер переменится, мы сможем наконец подыскать для вас подходящее судно, и договориться, чтоб вас доставили к вашему дяде, - ответил Джереми. Казалась бы, он, как никто другой, стремился сделать это путешествие на Невис настолько скорым, насколько позволяли обстоятельства. Однако, отвечая на вопрос девушки, молодой штурман неожиданно для себя почувствовал что-то вроде сожаления, чем сам был слегка удивлен. Но он тут же сказал себе, что глупо стремиться удержать при себе кого-то только потому, что его присутствие дает иллюзию связи с далеким, недосягаемым родным домом. И постарался отогнать прочь неуместное чувство.
Заметив, как переменился в лице ее спутник, Шарлотта поспешила сказать:
- Только не подумайте, что меня тяготят ваше гостеприимство и теплая забота, или что мне надоело ваше общество! Но ведь теперь дядя единственный мой родственник, - добавила она уже тихо и задумчиво.
- Вы никогда не встречались с ним, мисс Рейнард?
- Никогда. Мистер Хоупстон - это дядя моей матери. Покойной матери… Он уехал в колонии очень давно, и с тех пор мы почти не поддерживали с ним связи, если не считать нескольких писем. Только когда обстоятельства вынудили нашу семью на крайности, он пригласил нас приехать к нему. И вот теперь из всех приеду лишь я одна… А ведь я совсем его не знаю, это совершенно чужой и незнакомый человек! – вырвалось у девушки помимо ее воли.
- Вы не уверены, захочет ли ваш дядя принять вас? – с обычной прямолинейностью спросил Джереми.
- Ну, не будьте так жестоки по отношению к нему, мистер Питт! Мистер Хоупстон достойный и уважаемый всеми человек, как и все в нашей семье, - как бы оправдываясь, сказала Шарлотта. – И у меня нет ни малейшего сомнения в его готовности позаботиться о дочери покойной племянницы.
- Так что же вас беспокоит, мисс Рейнард?
- Видите ли, я нисколько не сомневаюсь в благородстве моего далекого дяди, но… это же будет совершенно новый для меня дом, с абсолютно незнакомыми мне людьми, и рядом не будет никого, кого я знаю.
- Мисс Рейнард, я уверен, что на новом месте вы очень скоро найдете новых друзей!
- Новых – да, а старых?.. – в голосе Шарлотты промелькнула горечь. Казалось, она хотела добавить еще что-то, но промолчала. Ее грусть передалась и Питту. С минуту он молчал, провожая глазами носившихся над водой чаек. Потом пристально посмотрел на свою спутницу и медленно произнес:
- Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, мисс Рейнард. Поверьте, мне тоже очень жаль будет расставаться с вами… И Тому, - поспешно прибавил он. – То есть, мистеру Хагторпу… Но помните, что у вас есть верные друзья, всегда готовые предоставить вам любую помощь. Вы не одиноки в этом мире.
Шарлотта была тронута таким простодушным бескорыстием. Широко раскрытыми зелеными глазами она с благодарностью посмотрела на молодого штурмана:
- Я очень ценю вашу дружбу, мистер Питт, и все, что вы для меня сделали. А что же с вашими родными? Вы никогда не пытались связаться с вашими тетушками?
- Признаться, нет, мисс Рейнард.
- Это, наверно, не представляется возможным?
- Ну, в этом мире не так уж много невозможного, - тут же ударился в рассуждения Джереми. – Думаю, можно было бы найти судно, идущее до Бристоля или другого порта на юге Англии, и передать с ним письмо. Но, признаться, я не уверен, что мои тетушки обрадовались бы, получив от меня весточку.
- Что вы такое говорите? – вырвалось у Шарлотты. – Если бы вы только знали, как они страдают, считая вас погибшим!
- И все-таки, мисс Рейнард, я думаю, для них лучше, чтобы они считали своего племянника погибшим…
- Но почему же?..
- Да и что я мог бы им сообщить о себе? Что я теперь не только беглый каторжник, но и пират к тому же? – грустно покачал головой молодой моряк.
- Мистер Питт, я думаю, вы несправедливы как к себе, так и к вашим тетушкам! Они же любят вас, и вы им очень дороги! А ведь если кого-то по-настоящему любишь, то его образ жизни для вас не имеет значения, главное, что он жив! – убежденно возразила ему девушка.
- Вы действительно так думаете, мисс Рейнард? – спросил Джереми, останавливаясь, словно для того, чтоб лучше разглядеть собеседницу.
Шарлотта, поняв, что ее вполне невинные слова могут быть истолкованы молодым человеком несколько иначе, нежели она хотела бы, смутилась, и, пытаясь побороть смущение, постаралась уйти от столь щепетильной темы.
- Да, конечно… Простите мне мое любопытство, но что же все-таки случилось после того, как битва была проиграна, как вышло, что вы не только остались в живых, но и стали флибустьером?
- Ваше любопытство вполне оправдано, мисс Рейнард. Дело в том, что после подавления восстания часть осужденных повстанцев приговорили к десяти годам каторги в южных колониях. Нас привезли на остров Барбадос и продали плантаторам. Мне несказанно повезло, что судьба не разлучила меня с доктором Питером Бладом, тем самым, который сейчас является капитаном «Арабеллы». Нас купил один и тот же плантатор. Примерно через полгода нам удалось бежать, захватив при этом прекрасный испанский корабль «Синко Льягас», переименованный потом в «Арабеллу». Вот и вся история, мисс Рейнард.
- Но, скажите, почему же вы выбрали именно занятие пиратством, ведь вы были вполне мирным моряком на торговом корабле в Англии?
- Да выбора-то не было, мисс Рейнард. Ведь мы оказались вне закона, какое же мирное торговое судно могло принять на службу беглых каторжников? – улыбнулся Джереми, стараясь скрыть смущение. Он не испытывал особых терзаний, когда выбирал для себя путь корсара, наивно полагая, что даже при таком сомнительном занятии можно сохранить честь и чистые руки – было бы желание. Благодаря Питеру Бладу, никогда не позволявшему ни себе, ни своим товарищам и подчиненным скатиться до откровенного гнусного разбоя, он мог благополучно сохранять эту иллюзию, и до сих пор чувствовал себя в роли пиратского штурмана вполне комфортно. Даже гордился подвигами своего капитана и своей эскадры: фанатиков-испанцев пообщипать немного – святое дело! Но сейчас, в обществе этой ясноглазой девочки Джереми вдруг ощутил что-то вроде стыда оттого, что его средство для добывания хлеба насущного – пиратство.
- Наверно, инициатива податься в пираты принадлежала мистеру Бладу? – спросила Шарлотта, совершенно, кажется, не понимая чувств собеседника. «Она что, не представляет себе, чем занимаются флибустьеры?» - подумал Джереми. Но надо было ответить девушке, и он сказал:
- Как раз наоборот, мисс Рейнард. Питер Блад собирался отправиться в Голландию, чтоб продолжать медицинскую практику. Признаться, мне было бы очень жаль, если бы наши дороги разошлись. Я считаю его своим самым близким другом. К тому же, возможно, вы будете удивлены, узнав, что доктор Блад в прошлом был солдатом, и даже получил звание офицера голландского флота, воюя под командой знаменитого адмирала де Ритера. Несколько моряков из тех, кто бежал с Барбадоса, в том числе и я, постарались убедить Питера изменить свои первоначальные планы, став вместо этого нашим капитаном; ведь корабль у нас уже имелся. Я же моряк, у меня нет другой профессии. А единственной возможностью вернуться к морскому делу для меня, да и для других моряков из тех, кто бежал с нами, было стать джентльменами удачи, - закончил он с неприятным чувством, что пытается оправдаться перед девушкой и перед самим собой.
Наступило молчание. Молодые люди продолжали стоять на набережной. Шарлотта, отвернувшись от своего собеседника, неотрывно смотрела, как лазурные с золотыми бликами волны одна за другой набегают на волнорез. Джереми неловко молчал, не решаясь обратиться к девушке. По присущей ему прямоте и правдивости он вовсе не жалел о том, что без утайки рассказал Шарлотте о своем необычном ремесле. Но ему было вовсе не так уж безразлично мнение девушки. Наконец Шарлотта повернула к молодому штурману свое лицо, и Питт увидел, что в ее зеленых глазах стоят слезы.
- Я прекрасно понимаю, какие тяжелые испытания выпали вам, мистер Питт. И так же хорошо понимаю, в какую совершенно безвыходную ситуацию вы попали после побега из рабства. Я искренне убеждена, что у вас нет ни малейшей причины опасаться осуждения за ваше ремесло от людей, которые любят вас и дорожат вами.
Эти слова, сказанные тихим и слегка дрогнувшим голосом, мелодичным эхом раздавались в ушах штурмана, неотступно сопровождая его уже после того, как он проводил девушку до дома вдовы и вернулся на корабль. Джереми еще долго сидел на квартердеке, вглядываясь в ночное небо, усыпанное яркими южными звездами, и его не покидало ощущение мягкого тепла, чего-то родного, удивительно нежного и трогательного.
Почти сразу же, как Шарлотта Рейнард возвратилась в каюту, Джереми отправился в город на поиски жилья для девушки, не желая откладывать это в долгий ящик. Вместе с ним увязался Том Хагторп, заявив, что такой профан по части поисков приличной квартиры для молодой леди, как Питт, просто пропадет без него, или найдет что-нибудь совершенно неподходящее. Штурман на насмешку огрызнулся, но возражать не стал. Он и в самом деле чувствовал себя не слишком уверенно в роли ответственного квартиросъемщика.
До сих пор Том и Джереми не были между собой особенно близкими друзьями. Случилось так, что Нат Хагторп, старший брат Тома, как-то пожаловался в дружеской беседе капитану Бладу, что юноша под влиянием разгульного «берегового братства» на глазах превращается в совершенного оболтуса, позор своих предков – честных моряков, а в эстетическом отношении становится все больше похож на Волверстона. После недолго совещания эти двое постановили пристроить Тома к штурману «Арабеллы» в качестве ученика. С тех пор, уже примерно года полтора, Том не слишком старательно, но довольно успешно изучал премудрости навигации. А некоторое время назад, вскоре после своей дуэли с капитаном Тондером, Джереми договорился с молодым Хагторпом, что тот немного натаскает его в фехтовании. Том взялся за это охотно: вполне возможно, что юноше льстило самому научить чему-то штурмана, на которого он вынужден был смотреть снизу вверх, как на человека, постигшего все тайны и тонкости навигационных расчетов, и который к тому же был на несколько лет старше него. Правда, через некоторое время к тренировкам как-то, словно бы невзначай, присоединился Питер Блад, существенно повысив их эффективность. Но он принимал участие в занятиях Тома и Питта не так уж часто, и молодые люди всегда имели возможность отработать навыки, полученные от капитана, друг на друге.
читать дальшеСовсем несложное, казалось бы, дело – найти квартиру, благо, питейных заведений в Кайоне хватает, а у их хозяев постоянно ушки на макушке. И любой трактирщик всегда готов поделиться информацией, если это поможет поднять престиж его торговой марки или хотя бы принести какой-нибудь, пусть небольшой, доход.
Однако на деле все оказалось не так просто. В одних домах, адреса которых подсказали Питту, не желали иметь дело с неизвестной девушкой. В других находили разные вежливые отговорки, поскольку хотя Джереми и был известен всем, как штурман капитана Блада, однако и он, и его капитан все-таки были пиратами. А местное общество – то, которое старалось по возможности избегать общения с «береговым братством» - несмотря на то, что процветало главным образом за счет оборота захваченных флибустьерами товаров, предпочитало лицемерно воротить нос от джентльменов удачи, делая вид, будто не имеет к ним никакого отношения. И практически нигде не говорили по-английски, а Шарлотта не знала французского.
В итоге страдания двух молодых людей над квартирным вопросом продолжались до тех пор, пока в таверне «Капитан Сильвер» им не подсказали адрес некоего шотландца, состоявшего чиновником на службе у французов. По словам знакомой танцовщицы, которая сообщила приятелям об этом джентльмене, он умел добывать деньги чуть ли не из воздуха и переходил на французский либо голландский только в совсем уж крайнем случае. Но в остальном был человек вполне порядочный. И судя по последней привычке, его домашние должны говорить на диалекте.
- Можете не волноваться, - я его хорошо знаю, он мой соплеменник. Зовут его Александер Мак-Коннехи, а французы переделали в Машконэ. Запомните? - И она назвала адрес в одном из лучших кварталов Кайоны.
Последовав ее совету, Джереми и Том довольно быстро отыскали дом указанного господина. Правда, самого мистера Мак-Коннехи они там не застали: он не так давно переселился в самое тихое и благопристойное место в Кайоне – на кладбище. Однако имелась в наличии его вдова, относительно молодая еще француженка. Мадам Мак-Коннехи, как и предсказывала танцовщица, не вынеся варварского произношения Питта, сама очень быстро перешла на шотландский диалект, который даже с ее французским акцентом звучал вполне удобопонятно. И поскольку после смерти мужа эта женщина испытывала некоторые затруднения в средствах и жила одна, с единственной служанкой, то стороны очень быстро пришли к соглашению.
И спустя лишь несколько часов мисс Рейнард уже обосновалась в верхнем этаже небольшого прохладного дома с окнами на гавань и соседний сад. По счастью, в ее судьбе приняли участие не только Том и Джереми, но и сам Питер Блад, который предусмотрительно позаботился, прежде чем селить девушку в городе, снабдить ее всем необходимым, пригласив прямо на борт «Арабеллы» пару торговцев галантереей и лучшего кайонского портного.
Жаркие, почти безветренные мартовские дни текли в привычных для флибустьеров занятиях. Хотя почти вся команда «Арабеллы» беспробудно гуляла на берегу, на фрегате произвели за это время мелкий ремонт и покраску всего, что только возможно отремонтировать и покрасить на рейде. То же самое делали и на других кораблях Бладовской эскадры. А «Элизабет», получившую серьезные повреждения в набеге на жемчужную флотилию у Рио-дель-Хача, решили сразу уж заодно и кренговать, вследствие чего Том, не имевший пристрастия к такого рода мероприятиям, перебрался пока в одну из кают «Арабеллы».
Рассчитывая в конце марта и в апреле на дальние походы и крупные операции, капитан Блад приказал также заменить на судах все детали, все снасти, вызывавшие хоть малейшее подозрение в их надежности. Хотя в обязанности штурмана такие вещи не входили, но Джереми, как и большинство команды, влюбленный в прекрасный могучий фрегат (а может еще и по старой шкиперской привычке – ведь командиру торгового судна приходится всем заниматься самому) принял в подготовке корабля к долгому плаванию самое непосредственное участие.
Однако все это совершенно не мешало Питту постоянно помнить о своей подопечной и каждый день навещать ее. Они с капитаном Бладом уже имели на руках список судов и шкиперов, вполне подходивших для того, чтоб переправить мисс Рейнард на Невис, однако ни один из этого реестра пока не показывался в гавани Кайоны, и ради того, чтоб девушка не чувствовала себе покинутой и не думала, будто о ней забыли, Джереми старался не пропускать ни дня, чтоб заглянуть в дом вдовы Машконе. Обычно с ним отправлялся, не дожидаясь особого приглашения, Том Хагторп – как полагал Джереми, просто страдая от безделья. Штурмана слегка раздражала манера молодого Хагторпа слишком часто говорить что-то такое, что вызывало смех или хотя бы улыбку у двух женщин, облаченных в траур. Питт пытался сказать об этом приятелю, но тот сразу потребовал объяснить, что такого крамольного в безобидных шутках. Однако объяснять такие вещи Джереми как раз не умел, ему было достаточно того, что он всей душой это чувствовал. Но если выдавалась возможность навестить дом вдовы без младшего Хагторпа, Питт всегда этим пользовался. И тогда молодые люди вдвоем сидели в гостиной, больше напоминавшей холл, и вели неторопливые беседы на общие темы, прерываемые изредка пробегавшей мимо хозяйкой или ее служанкой. А в редкие дни, когда ветер с моря свежел, разгоняя жару и назойливых насекомых, Джереми с девушкой отправлялись вечером, до захода солнца, гулять на набережную, где причаливали к молу лодчонки надорвавших за день горло торговцев фруктами и шлюпки сменившихся с вахты моряков.
В один из таких вечеров Шарлотта спросила:
- Как вы думаете, мистер Питт, скоро ли окажется возможным мое путешествие на Невис?
- Вполне вероятно, мисс Рейнард, что в течение нескольких дней ветер переменится, мы сможем наконец подыскать для вас подходящее судно, и договориться, чтоб вас доставили к вашему дяде, - ответил Джереми. Казалась бы, он, как никто другой, стремился сделать это путешествие на Невис настолько скорым, насколько позволяли обстоятельства. Однако, отвечая на вопрос девушки, молодой штурман неожиданно для себя почувствовал что-то вроде сожаления, чем сам был слегка удивлен. Но он тут же сказал себе, что глупо стремиться удержать при себе кого-то только потому, что его присутствие дает иллюзию связи с далеким, недосягаемым родным домом. И постарался отогнать прочь неуместное чувство.
Заметив, как переменился в лице ее спутник, Шарлотта поспешила сказать:
- Только не подумайте, что меня тяготят ваше гостеприимство и теплая забота, или что мне надоело ваше общество! Но ведь теперь дядя единственный мой родственник, - добавила она уже тихо и задумчиво.
- Вы никогда не встречались с ним, мисс Рейнард?
- Никогда. Мистер Хоупстон - это дядя моей матери. Покойной матери… Он уехал в колонии очень давно, и с тех пор мы почти не поддерживали с ним связи, если не считать нескольких писем. Только когда обстоятельства вынудили нашу семью на крайности, он пригласил нас приехать к нему. И вот теперь из всех приеду лишь я одна… А ведь я совсем его не знаю, это совершенно чужой и незнакомый человек! – вырвалось у девушки помимо ее воли.
- Вы не уверены, захочет ли ваш дядя принять вас? – с обычной прямолинейностью спросил Джереми.
- Ну, не будьте так жестоки по отношению к нему, мистер Питт! Мистер Хоупстон достойный и уважаемый всеми человек, как и все в нашей семье, - как бы оправдываясь, сказала Шарлотта. – И у меня нет ни малейшего сомнения в его готовности позаботиться о дочери покойной племянницы.
- Так что же вас беспокоит, мисс Рейнард?
- Видите ли, я нисколько не сомневаюсь в благородстве моего далекого дяди, но… это же будет совершенно новый для меня дом, с абсолютно незнакомыми мне людьми, и рядом не будет никого, кого я знаю.
- Мисс Рейнард, я уверен, что на новом месте вы очень скоро найдете новых друзей!
- Новых – да, а старых?.. – в голосе Шарлотты промелькнула горечь. Казалось, она хотела добавить еще что-то, но промолчала. Ее грусть передалась и Питту. С минуту он молчал, провожая глазами носившихся над водой чаек. Потом пристально посмотрел на свою спутницу и медленно произнес:
- Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, мисс Рейнард. Поверьте, мне тоже очень жаль будет расставаться с вами… И Тому, - поспешно прибавил он. – То есть, мистеру Хагторпу… Но помните, что у вас есть верные друзья, всегда готовые предоставить вам любую помощь. Вы не одиноки в этом мире.
Шарлотта была тронута таким простодушным бескорыстием. Широко раскрытыми зелеными глазами она с благодарностью посмотрела на молодого штурмана:
- Я очень ценю вашу дружбу, мистер Питт, и все, что вы для меня сделали. А что же с вашими родными? Вы никогда не пытались связаться с вашими тетушками?
- Признаться, нет, мисс Рейнард.
- Это, наверно, не представляется возможным?
- Ну, в этом мире не так уж много невозможного, - тут же ударился в рассуждения Джереми. – Думаю, можно было бы найти судно, идущее до Бристоля или другого порта на юге Англии, и передать с ним письмо. Но, признаться, я не уверен, что мои тетушки обрадовались бы, получив от меня весточку.
- Что вы такое говорите? – вырвалось у Шарлотты. – Если бы вы только знали, как они страдают, считая вас погибшим!
- И все-таки, мисс Рейнард, я думаю, для них лучше, чтобы они считали своего племянника погибшим…
- Но почему же?..
- Да и что я мог бы им сообщить о себе? Что я теперь не только беглый каторжник, но и пират к тому же? – грустно покачал головой молодой моряк.
- Мистер Питт, я думаю, вы несправедливы как к себе, так и к вашим тетушкам! Они же любят вас, и вы им очень дороги! А ведь если кого-то по-настоящему любишь, то его образ жизни для вас не имеет значения, главное, что он жив! – убежденно возразила ему девушка.
- Вы действительно так думаете, мисс Рейнард? – спросил Джереми, останавливаясь, словно для того, чтоб лучше разглядеть собеседницу.
Шарлотта, поняв, что ее вполне невинные слова могут быть истолкованы молодым человеком несколько иначе, нежели она хотела бы, смутилась, и, пытаясь побороть смущение, постаралась уйти от столь щепетильной темы.
- Да, конечно… Простите мне мое любопытство, но что же все-таки случилось после того, как битва была проиграна, как вышло, что вы не только остались в живых, но и стали флибустьером?
- Ваше любопытство вполне оправдано, мисс Рейнард. Дело в том, что после подавления восстания часть осужденных повстанцев приговорили к десяти годам каторги в южных колониях. Нас привезли на остров Барбадос и продали плантаторам. Мне несказанно повезло, что судьба не разлучила меня с доктором Питером Бладом, тем самым, который сейчас является капитаном «Арабеллы». Нас купил один и тот же плантатор. Примерно через полгода нам удалось бежать, захватив при этом прекрасный испанский корабль «Синко Льягас», переименованный потом в «Арабеллу». Вот и вся история, мисс Рейнард.
- Но, скажите, почему же вы выбрали именно занятие пиратством, ведь вы были вполне мирным моряком на торговом корабле в Англии?
- Да выбора-то не было, мисс Рейнард. Ведь мы оказались вне закона, какое же мирное торговое судно могло принять на службу беглых каторжников? – улыбнулся Джереми, стараясь скрыть смущение. Он не испытывал особых терзаний, когда выбирал для себя путь корсара, наивно полагая, что даже при таком сомнительном занятии можно сохранить честь и чистые руки – было бы желание. Благодаря Питеру Бладу, никогда не позволявшему ни себе, ни своим товарищам и подчиненным скатиться до откровенного гнусного разбоя, он мог благополучно сохранять эту иллюзию, и до сих пор чувствовал себя в роли пиратского штурмана вполне комфортно. Даже гордился подвигами своего капитана и своей эскадры: фанатиков-испанцев пообщипать немного – святое дело! Но сейчас, в обществе этой ясноглазой девочки Джереми вдруг ощутил что-то вроде стыда оттого, что его средство для добывания хлеба насущного – пиратство.
- Наверно, инициатива податься в пираты принадлежала мистеру Бладу? – спросила Шарлотта, совершенно, кажется, не понимая чувств собеседника. «Она что, не представляет себе, чем занимаются флибустьеры?» - подумал Джереми. Но надо было ответить девушке, и он сказал:
- Как раз наоборот, мисс Рейнард. Питер Блад собирался отправиться в Голландию, чтоб продолжать медицинскую практику. Признаться, мне было бы очень жаль, если бы наши дороги разошлись. Я считаю его своим самым близким другом. К тому же, возможно, вы будете удивлены, узнав, что доктор Блад в прошлом был солдатом, и даже получил звание офицера голландского флота, воюя под командой знаменитого адмирала де Ритера. Несколько моряков из тех, кто бежал с Барбадоса, в том числе и я, постарались убедить Питера изменить свои первоначальные планы, став вместо этого нашим капитаном; ведь корабль у нас уже имелся. Я же моряк, у меня нет другой профессии. А единственной возможностью вернуться к морскому делу для меня, да и для других моряков из тех, кто бежал с нами, было стать джентльменами удачи, - закончил он с неприятным чувством, что пытается оправдаться перед девушкой и перед самим собой.
Наступило молчание. Молодые люди продолжали стоять на набережной. Шарлотта, отвернувшись от своего собеседника, неотрывно смотрела, как лазурные с золотыми бликами волны одна за другой набегают на волнорез. Джереми неловко молчал, не решаясь обратиться к девушке. По присущей ему прямоте и правдивости он вовсе не жалел о том, что без утайки рассказал Шарлотте о своем необычном ремесле. Но ему было вовсе не так уж безразлично мнение девушки. Наконец Шарлотта повернула к молодому штурману свое лицо, и Питт увидел, что в ее зеленых глазах стоят слезы.
- Я прекрасно понимаю, какие тяжелые испытания выпали вам, мистер Питт. И так же хорошо понимаю, в какую совершенно безвыходную ситуацию вы попали после побега из рабства. Я искренне убеждена, что у вас нет ни малейшей причины опасаться осуждения за ваше ремесло от людей, которые любят вас и дорожат вами.
Эти слова, сказанные тихим и слегка дрогнувшим голосом, мелодичным эхом раздавались в ушах штурмана, неотступно сопровождая его уже после того, как он проводил девушку до дома вдовы и вернулся на корабль. Джереми еще долго сидел на квартердеке, вглядываясь в ночное небо, усыпанное яркими южными звездами, и его не покидало ощущение мягкого тепла, чего-то родного, удивительно нежного и трогательного.
@темы: Штурман с "Арабеллы", Фанфики
-
-
15.09.2008 в 22:59Нет, ну я и не настаиваю на подробном разговоре, но все-таки несколько предложений о том, что Блад тоже порасспрашивал Шарлотту о старых знакомых, а заодно и проверил, та ли девушка, за кого себя выдает, были бы не лишние для атмосферы, ну и снимали бы ненужные вопросы читателей
natoth склоняюсь к тому, что большинство беглых каторжников из команды Блада опасались подставить свои семьи и родичей под удар
Не говоря уж о том, что почта в те времена была не слишком-то надежна, существовала реальная опасность того, что письма попадут в другие руки
-
-
15.09.2008 в 23:08на самом деле, информация из Нового Света в Старый доходила с огромным опозданием... правительственные круги были более осведомлены, как мне кажется. А сам факт существования капитана Блада людей простых мог и не затрагивать напрямую. Он же пиратствовал только против испанцев. Английские корабли не грабил. Если и знали о нем, то моряки. И те, кто с ними связан - их семьи, торговцы, арматоры.
Тетушки Питта наверное слышали. Все-таки, имея родственников среди моряков (или знакомых) такие вещи быстро узнаешь. Но вот как именно отнеслись к доктору Бладу ставшему пиратом... это другой вопрос...
-
-
16.09.2008 в 16:12Фея Белая, да ладо вам, спорьте, раз спорится
Неужели Блад не порасспрашивал немного Шарлотту о том, как там дела в его родном... ну ил почти родном городе?
на самом деле подобные расспросы более уместны со стороны Питта
заодно и проверил бы ее алиби - ну и так далее.
Отвечаю сразу всем. Конечно, это мой прокол, что нигде не сказано вразуметильно, что прошло всего лишь около месяца с гибели родителей Шарлотты, хотя, кажется, дальше по тексту это будет. И считаю, что Блад, да и Питт тоже, не стал бы лишний раз бередить эту рану сентиментальными воспоминаниями и распросами об Англии, которая для девушки неразрывно связана с ее семьей. А также, что, судя по главе "Цена предательства" капитан Блад манией преследования не страдал и вполне мог удовлетвориться первоначальным "допросом".