Внимание! Рейтинг PG-13
читать дальшеАвтор: ..._Noname_... ([email protected])
Описание: Небольшой эпизод по мотивам "Одиссеи капитана Блада".PG-13
…В тот тусклый, душный вечер в таверне "У французского короля" Питер Блад осушил в одиночку бутылку рома, выкурил восемь трубок крепчайшего табаку, а в игре в кости ему чрезвычайно везло. Он обанкротил троих своих противников, подбадривая их достаточно оскорбительными замечаниями. Волверстон мрачно наблюдал за капитаном. Он видел, как Питер нарывается на драку со всеми подряд, и только благоговейный страх, который питали к нему все представители берегового братства, удерживал их от мысли потребовать у него удовлетворения. Впрочем, они не питали иллюзий, понимая, какое удовлетворение получат от Блада. А Питер, казалось, от души веселился этим вечером. Он говорил много и весело, врожденный талант к красноречию и остроумие подкреплялись в его беспечной болтовне ирландским балагурством. Многочисленные зрители, наблюдавшие за игрой, то и дело разражались одобрительным хохотом. Суровое сердце Волверстона обливалось кровью, когда он смотрел на Питера, в помятом дорогом камзоле, небритого, изможденного, с порядком истрепанными и уже даже оборванными кружевными манжетами и небезупречным воротничком.
- Капитан, мне нечего больше ставить, клянусь громом, - мрачно сообщил один из его противников.
- Неужели? А как насчет твоей шпаги? Или ты боишься, что безоружному тебе вмиг свернут здесь шею твои дружки, а?
Его слова сопроводил дружных смех завсегдатаев таверны. Противник Питера, побледнев, выложил шпагу.
- Тебе сегодня подыгрывает сам дьявол, капитан, - с отчаянием проворчал он.
- Вопрос, кто кому подыгрывает, Хантер, - бросил Блад в ответ. - Ну вот, я снова выиграл. Пожалуй, здесь я остановлюсь, иначе твои дружки на "Ястребе" засмеют тебя, если ты скажешь, что проиграл капитану Бладу последние штаны.
Питер откинулся на спинку стула и закурил, спокойно глядя на позеленевшего Хантера.
- Питер, ты же пьян в доску, - прохрипел ему в ухо Старый Волк.
- Убирайся ко всем чертям, Нэд! - Питер с такой силой хлопнул по столу, что подломилась одна ножка. - Том, старая ты салага, еще рому!
- Что с ним делать? - в отчаянии спросил Нэд у Хагторпа, который с тоской и болью взирал на своего капитана. - Черт его возьми, Нат, но у меня нет сил глядеть, как он топит свое здоровье в роме! И подумать, из-за кого! Из-за этой девчонки, которую первым ветром сдунет, которая дерет нос перед ним! Из-за юбки! Разрази меня гром, Нат, ведь она была в его власти пару недель назад, так объясни мне, какого дьявола он не взял ее, раз так убивается теперь? Он же до зарезу хочет на ней жениться? Ну так женился бы, пока она была под рукой! Вот ты что мне объясни!
- Нэд, что ты несешь! - возмутился Джереми. - Ты спятил? Думай, что ты говоришь! Она тебе не какая-нибудь трактирная девка, она как-никак леди из благовоспитанной семьи...
- Не петушись, - Нэд примирительно похлопал его по плечу. - Я только говорю, что есть. Может, она леди и все такое. Только Питер-то сохнет, как есть. Надо его как-то отвлечь, вот ей-Богу, дело говорю.
- Ты думаешь, он согласится? - презрительно спросил Питт. - Да никогда! Питер благородный человек, и любит он по-рыцарски. Он никогда ей не изменит.
- Черт тебя возьми, Джерри, что же он, должен теперь обет безбрачия давать? Довольно того, что он лишал себя вполне безобидных развлечений, которыми балуются даже женатые мужчины, но тогда у него была надежда на ее взаимность. Но теперь-то что? Чего ради ему блюсти верность какому-то там призраку?
- Нэд, ты… - гневно начал Питт, но Старый Волк перебил.
- Да что такого? Подсунем ему сегодня в комнату самую хорошенькую, какую тут хозяин может предложить. Он же настоящий мужчина, он не устоит. Она уж его утешит, глупости из его пьяной башки быстро вышибет.
- Ты хочешь, чтобы Питер к пьянству прибавил распутство? - задыхаясь от негодования, прошипел Питт. - И ты говоришь, что ты ему друг?
В этот момент Питер поднялся на ноги, отшвырнув от себя тяжелый дубовый стул.
- Хозяин, комнату и бутылку ямайского туда, - приказал он твердым, резким тоном. Затем он взглянул на своих недавних противников и усмехнулся. - Ну, что расселись? Забирайте свое добро.
- Капитан! - выдохнул Хантер, расцветая. - Ты серьезно?
- Капитан Блад держит слово, - отрезал Питер, слегка пошатываясь. - На кой черт мне ваше барахло? Я только потрепал вам нервишки. - Он громогласно рассмеялся и, отвернувшись, больше не обращал на них внимания.
Волверстон развернул деятельность. Подозвав хозяина таверны, он долго что-то у него выспрашивал, после чего сунул ему в руку золотой и кивнул. Тот подобострастно поклонился и исчез.
- Так мы пойдем, капитан, - сказал Волверстон, подойдя к Питеру. - Тебя, значит, не ждать?
- Мне до смерти надоела и наша посудина, и весь этот сброд, которым я командую. Если одну ночь я отдохну от вашего общества, ничего страшного не случится. Утром к восьми склянкам я буду.
- Питер, ты уверен, что в порядке? - с беспокойством спросил Джереми, видя, как капитан пошатывается, точно от качки.
- Мастер Питт, до сих пор я не нуждался в няньке и вряд ли она мне понадобится в будущем! - резко ответил он. Заметив мрачное отчаяние и обиду, отразившиеся в ясных голубых глазах шкипера, Питер положил ему на плечо твердую, тяжелую руку и мягко добавил: - Иди с Богом, Джерри.
- Спокойной ночи, - пожелал Волверстон, и затуманенный мозг Питера даже не отметил явной интонации удовлетворения в его хрипловатом низком голосе.
Питер взмахнул рукой и отвернулся. Взяв со стола свечу, он прошествовал наверх вслед за хозяином таверны.
- Чего ты такой довольный? - мрачно спросил Питт у Волка.
- Я? Довольный? Зрелищем очумевшего от выпивки Питера? - неубедительно проворчал он. - Идем на "Арабеллу", дурья башка, капитан приказал.
Хозяин проводил капитана в комнату на втором этаже, где уже успели накрыть на стол. Питер молча вошел в отведенную ему комнату, не ответив на пожелание хозяином спокойных снов. Перед его глазами все плыло, в голове был сплошной комок мыслей. Он не заметил, как за ним в комнату скользнула какая-то тень, а потом дверь затворилась. Питер поставил подсвечник на стол и, скинув камзол, швырнул его на кровать. Тяжело рухнув на стул, Питер откупорил бутылку рома и с тоской взглянул на него. Ему казалось, что темная густая жидкость в бутылке - яд, Питер чувствовал, что ром отбивает у него всякие ощущения и притупляет боль, которая сверлит его измученное сердце, и ему хотелось поскорее отравиться этим ядом. Больше всего он мечтал сейчас заснуть пьяным сном и не просыпаться никогда.
- In vino veritas, - пробормотал он, залпом опрокидывая стакан.
- Вор и пират, - прозвенел в его голове осуждающий мальчишеский голос. Улыбка, ласковые слова сострадания, которые он когда-то слышал от нее. Боль взвилась, подобно пламени, сжигая его сердце.
- Нет! - в отчаянии крикнул он, в ярости метнув стакан в стену. - Я не могу так больше, не могу, Боже…
Он закрыл лицо ладонями, устало, измученно.
- Я могу вам помочь, капитан? - осторожно спросил чей-то дрожащий голосок.
Питер удивленно поднял голову и увидел напротив себя за столом девушку лет семнадцати, довольно миловидную, но уже несколько потрепанную. Она смущенно сутулилась и не решалась взглянуть в глаза Питеру. У нее были выгоревшие на солнце каштановые волосы, смуглая кожа, большие, напуганные черные глаза, пухлые губки и тонкая хрупкая шея. Ее потасканное платье было ей явно велико, и оно слишком сильно открывало ее только сформировавшуюся грудь, а рукава с грязными кружевами были чересчур широки для ее худеньких загорелых рук. Некоторое время Питер с немым изумлением смотрел на нее, силясь стряхнуть с себя пьяный дурман и осознать, откуда тут взялась эта маленькая проститутка. Она тоже молчала, сжавшись в комочек. Ее пробирала легкая дрожь, она боялась капитана Блада, как и каждый на Тортуге.
- Эт-то еще что такое? - пробормотал он. - Откуда ты здесь взялась?
- Ваш офицер, сэр… Сказал, что вам нужна женщина…
- Офицер? - перебил Питер. - Одноглазый верзила?
- Да, сэр…
- Старый сводник! - Питер хлопнул по столу и рассмеялся - зло, устало, издеваясь больше над самим собой, чем над кем бы то ни было. - Я ему это припомню, клянусь небом! Так вот, милочка, мне никто не нужен, можешь отправляться спать или искать себе другого. Мне жаль, что разочаровал тебя.
Девчушка заерзала. Ее умоляющие, черные и тоскливые, как мысли Питера, глаза встретились с его холодным, пронизывающим взглядом.
- Нет, сэр, пожалуйста… Если я вам не нравлюсь, хозяин пришлет другую, поопытнее… Просто ваш офицер, он сказал, чтобы вам доставили кого-то вроде меня… Сказал, что лучше, если девственница, но сейчас хозяин не может предложить, они у нас хорошо идут, а я почти девственница, поверьте, сэр… Я всего четыре раза…
Питер ошарашено смотрел на нее. Жалость, отвращение, злость на Волверстона, все смешалось в один клубок. Он гневно поднялся на ноги, его глаза метали молнии.
- Черт побери, неужели мне надо повторять дважды? Можешь идти и передать своему хозяину, что я сверну ему шею, если он еще хоть раз выкинет что-то подобное!
Его раскатистый, звонкий голос напугал ее. На черных глазах выступили слезы. Она умоляюще сложила руки.
- Нет, сэр, прошу вас… Не отсылайте меня! Мне здорово достанется от хозяина! Даже если вы сами скажете, что дело не во мне и вам совсем никакая не нужна, он не поверит, а я боюсь его наказаний… Он может сделать со мной что-нибудь ужасное, продать какой-нибудь шайке или еще что-то… ему ведь не нужны женщины, которые не умеют привлечь мужчину и заработать… Сэр, умоляю вас, сжальтесь…
Ее отчаянные просьбы пробились сквозь ромовый туман, окутавший его мозг. Дрожащий голосок и слезы этой несчастной девчушки тронули его. Он устало опустился на стул и вздохнул.
- Ну, что мне теперь с тобой делать, бедняжка? - спросил он, и его голос уже не был пугающим. Он звучал мягко, успокоительно, как если бы он говорил с тяжело больным. - После таких слов я не могу отдать тебя на растерзание этим шакалам.
- Вы так добры ко мне, сэр, так добры! - пролепетала она благодарно. - Вы не пожалеете, капитан, вот правда! Я буду очень стараться… из всех четырех на меня никто не жаловался, я буду с вами нежна, очень-очень…
Питер снова невесело рассмеялся.
- Прости, детка, но я не хочу тебя. Можешь не умолять. Так уж глупо устроен человек. Мне нужна та, которую я потерял. Она и только она. - Он тяжко вздохнул и перевел взгляд на потрепанную девчонку, утверждавшую, что она почти девственница. Ее вид вызывал в нем смешанное чувство жалости и некоторого отвращения. - Ну, довольно. Подумаем, что делать с тобой. Ты ведь не обязательно должна оставаться тут на всю ночь, верно? Посиди со мной пару часов, а потом иди к своему хозяину и скажи, что капитан заснул и велел тебе уходить. Тогда он поверит. Я заплачу тебе.
Ее лицо озарилось радостной улыбкой.
- Ой, сэр, правда? Благослови вас Бог, сэр, спасибо!
- Это все глупости. Ты наверно голодна? Ну, ешь. У тебя крайне истощенный вид. Как тебя зовут, хотя бы?
- Мэри, - ответила она, принимаясь за еду. - Я из Вустершира. То есть я его мало помню, я еще младенцем оттуда переехала.
- А как тебя занесло на Тортугу?
- Меня продали.
- Кто же?
- Мой дядя. Ему деньги до зарезу были нужны. А я девчонка крепкая была, сейчас вот послабела. Продал меня в услуженье одной старой деве. Я у нее жила долго, а потом удрала, год назад. Она меня била уж больно крепко. Устроилась сюда убирать и всякое такое. Ну, недавно хозяин сказал, что я больше заработаю и себе и ему, если себя соглашусь продавать. Так вот и так.
Она болтала беспечно и весело, словно рассказывала какую-то забавную историю. Питер смотрел на нее удивленно, с сожалением. Ее лицо было совсем еще детским, и по-видимому она страдала какой-то легочной болезнью, если судить по ее комплекции и оттенку кожи лица. Вряд ли ей суждено было прожить долгую жизнь, этому несчастному маленькому обломку судьбы, да и этот маленький срок сокращала вероятность подхватить какую-нибудь дрянь от пиратского сброда.
- Так ты, получается, сама согласилась? - спросил Питер наконец. - Тебя ведь не заставляли?
- Ага, - ответила она, пожав плечами. - Только у меня все равно не было выхода. Все женщины, которых продают в рабство, когда-нибудь да становятся такими, как я.
- Не было выхода? - эхом повторил Питер. Его взгляд был задумчив, и на мгновение его тонкие губы тронула горькая улыбка. - Боюсь, это оправдание слабого. Того, кто не смог противостоять обстоятельствам. - Закинув руки за голову, он посмотрел в потолок, точно что-то припоминая. - Видишь ли, я тоже рассуждал как ты. Что судьба была жестока ко мне, что я был прижат в угол, что выбор был между пиратством и смертью… Наверно, я ошибался. Был еще выход, но мне не дано об этом узнать. - Его голос звучал устало, но ясно, и Мэри с удивлением поняла, что человек, выпивший столько рома, совершенно трезв. - Выход есть, но нужна сила воли или мудрость, чтобы увидеть его… Она могла бы мне подсказать, как я должен был поступить, если бы успела до того, как я стал пиратом. Впрочем, могла ли? И захотела бы ли? Она наверняка знала, как правильно. Если она умела прощать врагов и видеть в осужденных оборванцах живых людей...
- Она наверно святая? - с уважением спросила Мэри, воспринявшая его рассказ как небылицу, детскую сказку. Питер усмехнулся и тяжело вздохнул.
- Она ангел, но как совершенное существо она судила слишком жестоко. Или, может, суд действительно справедлив, но я чересчур грешен.
Поднявшись на ноги, Питер прошелся по комнате и взглянул в окно. Стояла темная, непроглядная ночь, душная и теплая. Он опустился на кровать и устало вытянул длинные, стройные ноги.
- А вы ее любили, капитан? - тихо спросила Мэри. Питер улыбнулся ей. Женское чутье не подвело эту оборванную бедняжку.
- Любовь к ней - это все, что осталось сейчас во мне живого.
Некоторое время оба молчали. Тихо потрескивала свеча. Питер медленно закатывал рукава рубашки, глядя прямо перед собой. Мэри во все глаза смотрела на него. Почему она испугалась его? Теперь она ни капельки не боялась. Ей показалось, она знает этого человека тысячу лет. Он так запросто разговаривает с ней, чуть насмешливо и мягко, а ведь другие ее мужчины были так грубы. А он так спокойно говорит с ней, точно она его старая знакомая. Ей нравилось, как звучит его голос - устало, но спокойно, это был мягкий, глубокий и звучный голос. Ей нравилось, как легко и красиво он говорит. Ей нравился даже его ирландский акцент, приглушавший металлические нотки его голоса. Теперь, когда она уже не боялась смотреть на него, она увидела, что он совершенно не похож на тех грубых, грязных и злобных субъектов, которым ей приходилось отдаваться. Она не заметила, что чисто по-женски восхищенно любуется им. Высокий рост, идеально сложенная, гибкая и мускулистая, сильная фигура, ровная горделивая осанка, точные и красивые движения, смуглая кожа, изысканный костюм, хоть и не первой свежести, все еще носящий отпечаток былой роскоши… Тонкие черты лица, высокий благородный лоб, легкая ироническая усмешка на твердо очерченных губах, густые и от природы волнистые, блестящие черные волосы… Даже отросшая за несколько дней черная щетина на худом лице подчеркивала его мужественность, хотя и порядком старила его. Но больше всего она любовалась его глазами. Они поразили ее своей ясностью, чистым, глубоким цветом морской синевы, так странно сочетавшимся с бронзово-загорелой кожей обветренного лица. И каждый раз, как взгляд этих удивительных глаз останавливался на ней, что-то в ее душе шевелилось, сердце трепетало. Ее трогал его взгляд - уставший, измученный внутренней борьбой, полный тоски и душевной боли. И несмотря на то, что взгляд его живых, проницательных глаз был притушен тяжелыми мыслями, он оставался ясным. Мэри поражало, что у человека, который должен был бы быть в стельку пьяным, такой ясный взгляд.
Она молча смотрела, как он профессиональными движениями врача аккуратно закатывает рукава тонкой батистовой рубашки, контрастировавшей с его ровной, бронзовой кожей. Ее вдруг посетило странное чувство. До сих пор она в общем-то не возражала против того, чтобы отдаваться кому попало. Ее мужчины не вызывали в ней ни отвращения, ни симпатии. Естественно, что и удовольствия от них она не получала. А сейчас она почему-то представила, что бы она почувствовала, если бы эти точеные, сильные руки прикоснулись к ней, даже если просто в объятии, и от этой мысли ее пробрала приятная дрожь. Мэри беспокойно заерзала и расправила помятые кружева своего просторного платья. Питер полулежал, закрыв глаза и закинув правую руку за голову, а левую вытянув вдоль тела. Мэри показалось, что он дремлет. Она молча любовалась им, с каким-то благоговением и любопытством, она затаила дыхание, чтобы не потревожить его сон. Не открывая глаз, он вдруг сказал:
- Еще полтора часа, и можешь идти. По-моему, этого времени будет достаточно.
- Для чего - достаточно? - спросила Мэри, отрываясь от своих мыслей.
Питер повернул голову и взглянул на нее. На губах обозначилась легкая улыбка.
- Чтобы твой хозяин не стал тебя наказывать. - Мэри почувствовала, что краснеет и не выдерживает взгляда этих чистых, искренних глаз. - Ты ведь извинишь меня, что я лежу? Просто чертовски устал.
- Да лежите, пожалуйста, что вы извиняетесь… - пробормотала она. - А вы… точно не передумаете?
- Ты о чем это?
- Да вот… Вы так ко мне добры, капитан… А вы даже ко мне не прикоснулись ни разу… Как же я вас отблагодарю?
Питер усмехнулся.
- Опять за свое? Смотри, я начинаю сердиться. Глупышка, твоя живая душа нужна мне сейчас гораздо больше, чем тело. - Заметив, как она отшатнулась, испуганно хлопая своими большими черными глазами, Питер горько рассмеялся и мягко, почти ласково добавил: - Не бойся. Дьябло Энкарнадо и прочие глупости, которые про меня распускают испанцы - это ерунда. Ты просто не так поняла. Вот сейчас, к примеру, я с тобой говорю, и легче, безо всякого рома, понимаешь? Просто живая душа, которая может выслушать и ответить. Мои офицеры - хорошие ребята, но уж очень любят встревать в мои мысли и говорить глупости. Так что ты не бойся.
- А я и не думала пугаться, - она робко улыбнулась. Питер снова усмехнулся.
- Ну вот и молодец. Я вовсе не такой беспощадный и жестокий пират, каким меня окрестили испанцы. Если бы я нашел когда-то тот самый выход, о котором мы с тобой сегодня уже говорили, я никогда не стал бы пиратом, клянусь небом.
- Да вовсе вы и не похожи на пирата, - пожала плечами Мэри. - Я бы вот никогда не поверила. Вы чисто джентльмен, да и не бывает таких красивых пиратов. Они все злые, грубые, и физиономии еще те…
Питер молча слушал комплименты в свой адрес, внимательно изучая взглядом худенькую угловатую фигурку девчушки.
- Ну, спасибо за добрые слова, - поблагодарил он. - Сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - ответила она. - А вам сколько лет, капитан?
- Тридцать шесть, - отозвался Питер, все еще будучи погружен в свои мысли.
- А мне казалось… - она запнулась.
- Сорок восемь? - засмеялся он - с горечью и со странным садизмом издеваясь над собой.
- Ну не столько… Сорок…
- Ты опять делаешь мне комплимент, - он снова закрыл глаза, продолжая улыбаться. - С тобой удивительно приятно беседовать.
- А вы совсем трезвый, - заметила она тоном знатока. - Там, в зале, мне показалось, что вы прямо шатались. И взгляд у вас был такой туманный.
- Это всего лишь защита. Когда сидишь в пьяной компании, выглядеть трезвым - глупо. Ром притупляет ощущения, особенно боль, отвлекает и рассеивает внимание. Только однажды я до того нализался, что в глазах двоилось и язык заплетался. Это было с непривычки к рому, месяц назад. Но действительно напоить меня очень сложно. В голове туман, а мысли работают четко, и память обостряется, что самое неприятное…
- Ну, чего вы пьете, сэр? Вы же молодой совсем…
- И что с того? Ты тоже не против рома, - он кивнул на осушенный ею стакан. - А ты вдвое младше меня.
- Но я же не столько…
- Да какая разница? Ты продаешь себя. Я, не посчитавшись с бессмертностью души, был тем, кем был. Видишь, оба мы порочные, и я, право, не знаю теперь, кто из нас двоих хуже. Порок нельзя измерить. Хотя на мне все-таки больше грехов. Я ведь и убивал. Пусть в честном сражении, но что с того? Кровь осталась на моих руках. Она права, - глухо добавил он. Мэри тронула его интонация - боль, тоска отразились в его голосе.
- И зачем вы так мучаетесь из-за кого-то? Вы ведь… Да за вас любая пойдет… Вы вон какой…
- Какой? - Питер снова едва улыбнулся. Его забавлял этот разговор.
- Красивый… - сдавленно пробормотала она, краснея. - Благородный… Какой из вас пират, сэр? Она просто не права, что довела вас…
- Довел себя я сам, - отрезал он. - С момента, как я познакомился с ней, она делала меня только лучше, видит Бог. Я только не должен был… отпускать ее тогда… Но я только хотел ее счастья… - Питер словно забыл, что он не один в комнате, он просто высказывал свои мысли вслух. Его глаза были устремлены в пространство, голос звучал глухо. - Я знаю, что обидел ее, очень сильно. Я задел ее за живое, и даже не сообразил. Я-то действовал из лучших побуждений, клянусь…
- Так почему бы не извиниться? - пожала плечами Мэри. - Ведь глупо так! Вы ее любите, а она… Или она такая, что нос дерет? Не простит?
- Даже не знаю, - Питер очнулся от своих мыслей, вспомнив, что его исповедь кто-то слышит. - Ну, а теперь… Что ж говорить. Она наверно теперь уже замужем.
Мэри молчала. Что за дура могла отказать такому мужчине, как капитан? Этого она никак не могла понять.
- Так она вам отказала, что ли?
- Глупость в том, что я и не объяснился с ней.
- А почему?
- Я не имел на это права. Вначале - потому что я был рабом, а она - племянницей моего хозяина, а потом... Она бы не захотела слушать. Да и воспользоваться тем, что она была в моей власти - нет, невозможно!
Мэри не поняла его.
- Вы ж могли потом и жениться на ней.
- Да я не о том, Господи тебя прости, - отмахнулся Питер, которого передернуло при одной мысли о том, что она имела в виду. Ему вспомнилось, как тем страшным вечером он боролся с демоном, проснувшимся в нем, и собственное зло заставило его содрогнуться. - Я всего лишь о том, что признаваться ей в любви я не мог. Понимаешь? Ей же некуда было деваться от меня. Ей некуда было идти. А что, если она не может ответить взаимностью? Она бы вынуждена была сказать "да". А вынуждать ее я вовсе не хотел. - Питер помолчал. Разговор с этой пропащей душой был таким странным. На душе снова стало тяжело. Больше всего на свете ему сейчас хотелось увидеть Арабеллу. Хотя бы издали. Но наверно теперь лорд Джулиан… Там, с ней. Может, он уже женился на ней. Но тут мысли Питера обрывались. Хотя он помнил, что Арабелла старалась подчеркнуть, что предпочитает обращаться к лорду Джулиану, когда оба они - и Питер, и его светлость, - рядом, хотя она уделяла лорду достаточно внимания, что-то в ее отношении было не то. Она относилась к его светлости подчеркнуто дружески, но... Да, лорду она действительно нравилась, он это ясно видел. Да и не мог представить себе такого идиота, которому могла бы не понравиться Арабелла. Но она все же держалась с ним достаточно официально. Питер Блад...Чем он лучше лорда? Он не особенно тонко разбирается в переживаниях прекрасной половины. Она обижена на него, а этот хлыщ наверняка умеет понравиться даме. У него титул, вполне достойная внешность и искренние намерения. А он? Вор и пират. Эти слова все губят, они - его клеймо. Он пират, он убивал, пусть даже испанцев. Он имел дела с какими-то подозрительными личностями, убийцами и грабителями. Ясно, что ее благородная душа восстает против этого. Она ни за что не связала бы свою жизнь с ним. Питер уже давно считал, что лорд Джулиан успешно справился с его поручением и сделал Арабеллу счастливой. Но этой ночью мысль о том, что эта девушка принадлежит кому-то, что она чья-то жена не укладывалась в его голове. Все это казалось ему неправдоподобным. "Черт возьми, - думал он, глядя в закопченный потолок. - Ведь может быть, может же быть, клянусь громом, что она отказала ему? Что я ошибся? Можно было хотя бы навести справки, а не топиться в роме, черт меня раздери! Ведь если она ему отказала… О Господи! Это бы значило, что для меня еще не все потеряно… Что есть мизерный шанс, что она простит… Так какого дьявола я тут разлегся? Целый месяц я травлюсь этой дрянью, и похоже совсем проспиртовал свой здравый смысл! Завтра же я постараюсь узнать, вышла ли она замуж! Господи, помоги мне…" Дикая надежда, как свежий ветер, ворвалась в его уставшее сердце, вселила в него жизнь. Потухший было взгляд стал осмысленным. Ему казалось, что он нашел ниточку, связавшую его с жизнью. Он не знал сейчас, что завтра меланхолия снова заставит умолкнуть здравый смысл, поскольку его попытки выяснить что-то не увенчаются успехом, а потом он снова будет втянут в пиратство французами. И не простое пиратство, а самое омерзительное, кровавое и жестокое дело, которого он даже не мог себе представить. Но эта операция в Картахене, которая ему еще предстояла, должна была стать самым темным часом перед рассветом, и увы, он ничего этого пока не знал. Он только ощутил, что сейчас в нем снова проснулось желание бороться, использовать шанс, попытаться найти выход.
Его размышления прервал кашель потрепанной девчонки, все еще смиренно сидевшей на стуле неподалеку. Мысли Питера улетели. Он взглянул на Мэри, которая сотрясалась от душившего ее кашля, закрыв лицо собственным шарфом. Питеру стало жаль ее. Она помогла ему сегодня нащупать эту спасительную нить, она была всего лишь жалкой, предательски брошенной на произвол судьбы девчонкой. Питер поднялся на ноги, быстро подошел к ней и властно сказал:
- Ну-ка, убери эту тряпку. Дай мне взглянуть на тебя.
Мэри ничего не поняла. Ей даже показалось, что это странное джентльменство испарилось из него вместе с ромом, и теперь в нем проснулась естественная мужская потребность. Она покорно отняла шарф от лица, стараясь подавить кашель и дышать ровнее.
- Это сейчас пройдет, сэр, - пробормотала она хрипло. - Это бывает. Простите, вы только-только… А я не вовремя…
Питер ее не слушал. Он повернул ее к свету и пристально вгляделся. На ее щеках не было чахоточного румянца, напротив, она была очень бледна. Сдвинув темные ровные брови, он привычным движением подхватил ее запястье двумя твердыми, тонкими пальцами. Вытащив из кармана часы, он напряженно следил за стрелкой. Мэри молчала, но не понимала смысла его манипуляций. Ей казалось, что бедняга капитан совсем сбрендил от рома и несчастной любви. Однако он оставался серьезен и на пьяного отнюдь не походил. Взгляд его был ясен, движения - четки и быстры.
- Так. И давно у тебя такой кашель? - спросил он наконец.
- Да месяцев шесть…
- И как ты с этим борешься?
- Как же борюсь… Само проходит… как отдышусь… Хозяин беспокоился, не чахотка ли. Чтобы я тут не перезаразила всех. Доктора мне даже позвал. Он сказал…
- Бронхит в острой форме? - продолжил Блад.
- А-га… - Мэри удивленно воззрилась на него. - На "Б" было, вот точно. И про форму что-то. А откуда ж вы узнали?
- Я сам доктор, - бросил Питер через плечо. Он вытаскивал из кармана камзола какую-то маленькую бутылочку с густой зеленоватой жидкостью.
- Доктор? Правда?
- Самый что ни на есть, - подтвердил Питер. - Хирург. Ну, который переломы лечит. Понятно? Но в остальном тоже кое-что понимаю. Ну-ка, глотни еще рому, детка, пока кашель опять не вступил. Да дыши ритмичнее. Раз-два, вдох-выдох. Вот так. Сейчас пройдет. - Он достал из кармана собственный сложенный уголком, белоснежный батистовый платок, украшенный тончайшим кружевом, смочил его в жидкости из бутылочки и, присев перед Мэри на корточки, велел прижать платок к носу и рту.
- Дыши теперь в платок. Сейчас полегчает.
Мэри вдохнула. Платок пах мятой, ароматной настойкой и чуть-чуть - табаком. Вслушиваясь в ее хриплые вдохи, Питер серьезно смотрел на ее лицо. Постепенно серый цвет сошел, осталась только обычная для ее смугленького лица бледность.
- Выпрямись, - приказал он. - Дыши как следует.
Он наклонился к ней и вдруг прижал ладонь к ее груди чуть пониже тонкой хрупкой шейки. Сердце Мэри затрепетало. Она понимала, что это прикосновение доктора, но мысль о том, что эта сильная, тонкая рука, которой она любовалась недавно, прикоснулась к ней, кружила ей голову. Ладонь была твердой, сильной и горячей. Грудь ее согрелась. Кашель моментально отступил, дышать стало легче. Он был прямо напротив нее, совсем близко, она чувствовала его теплое дыхание, его колени слегка касались ее юбки, а синие глаза внимательно смотрели на нее. Сквозь тонкую белую рубашку просвечивал его мощный, мускулистый торс. На треугольнике, обнаженном тремя расстегнутыми верхними пуговицами, она даже заметила еле видный, хрупкий шрам, почти скрытый темным загаром. От него пахло крепким дорогим табаком и свежестью, и Мэри только удивлялась, что мужчина может пахнуть так приятно.
- Вот так. Дыхание нормализовалось. - сказал он. Его голос прозвучал спокойно, мягко. Ей не хотелось, чтобы он уходил. - Тебе легче?
Мэри кивнула, отводя глаза под его внимательным, изучающим взглядом.
- Истинная благодать, - сказала она наконец. - Спасибо, сэр. Вы что ли волшебник?
Питер рассмеялся. На этот раз смех его не был таким тоскливым.
- Нет, прелесть моя, я всего лишь врач.
Он снял руку с ее груди и поднялся на ноги. Она вздохнула. Тепло его ладони еще грело ее.
- Что бы всем мужчинам быть как вы, - пробормотала она с чувством.
Питер улыбнулся, но проигнорировал ее реплику.
- Возьми эту склянку. Каждый раз, как накатит, смачивай в этом лекарстве платок и дыши. Постепенно совсем вылечишься. Платок вот возьми тоже. Он чистый, ты не думай. А то сдается мне, что платка у тебя и в помине нет.
- Ох, сэр, благослови вас Господь!…
- Ну-ну, - мягко прервал он. - Тебя тоже, дитя. - Он взглянул на часы. - Пожалуй, тебе пора. Мне жаль, что наше приятное общение подошло к концу, но я зверски хочу спать, а я еще не настолько пропит, чтобы позволять себе такую вольность при посторонней даме. Сейчас тебе лучше пойти к хозяину и сказать, как мы условились. А я ему завтра голову оторву за то, что вступает в сговор с моим же офицером. И передай ему, что пусть лучше не показывается мне на глаза в ближайшее время, иначе я забью этому сутенеру в глотку якорь.
Мэри улыбнулась. Ей нравилось, как капитан с ней вежлив, пусть его тон звучит слегка насмешливо, но все же мягко, чего ей никогда не приходилось слышать от других мужчин, у которых с ней был короткий разговор, преимущественно состоявший из набора невероятных непристойностей. Но ей так не хотелось расставаться с этим удивительно обаятельным, добрым человеком. Мэри показалось, она даже понимает его. У капитана странные понятия о жизни, какие-то чудные, но очень красивые, вот ему и приходится прятать свою ранимость от других. Такой вежливый, смелый, красивый, он вылечил ее от кашля, накормил и вообще был так добр, хотя вовсе не обязан был возиться с ней. Мог бы просто отправить ее ко всем чертям, ведь что с ней сделает ее хозяин - не его печаль. А мог бы вообще сделать то, что делали с ней все ее немногочисленные клиенты - жестоко, больно, грубо. Она не представляла себе, что может быть по-другому и полагала, что все женщины терпят такое обращение в постели. Поэтому ее так поразило то удовольствие, какое ей доставило сегодня одно лишь его прикосновение и мягкое, простое обращение с ней; то, что он не пожелал насиловать ее, и даже настоял на том, чтобы она не заикалась на эту тему, что он отнесся к ней не как к бездушному предмету удовлетворения естественного желания, а как к живому человеку, способному слушать и понимать, было для нее ново и тронуло ее. Выразить свои чувства она не могла, потому что ею владело странное смущение, да и слов все равно не нашлось бы. Это ему удавалось так здорово говорить, а она - девушка простая…
На какой-то момент ей пришло в голову соврать что-нибудь, чтобы остаться еще немного, но потом перевела взгляд на его изможденное лицо, и сердце ее дрогнуло. Ему необходимо было выспаться, она это видела, а пока она здесь, он не позволит себе "вольности" заснуть.
Мэри вздохнула и поднялась.
- Принести вам еще чего-нибудь на ночь, сэр? - спросила она, опустив глаза в пол. Он стоял прямо напротив нее, непринужденно заложив полуобнаженные руки в карманы, и смотрел на нее все с тем же выражением покровительственной жалости и легкой иронии.
- Нет, благодарю тебя. Только унеси эту бутылку отсюда подальше, я не хочу больше травиться этой гадостью.
- Вот и славно, капитан! - она искренне обрадовалась этому решению. - Не пейте больше. Вы себя погубите, а вам еще жить да жить…
- Ну, пират вряд ли может рассчитывать на это самое "жить да жить", - улыбнулся он. Его тронула ее искренняя радость. Затем он посерьезнел и вдруг взял Мэри за плечи. - Так. Теперь насчет тебя. Ты должна бросать это грязное дело к чертовой матери, пока не поздно. Ясно? Это низко и недостойно женщины, а у тебя, я вижу, чистая душа. Не нужно поганить свое тело этим занятием. Ты будешь опускаться все ниже, если не прекратишь, ты возможно еще не осознала, во что тебя втянули, потому что ты… - Питер усмехнулся, - почти девственница. Так вот сохрани хотя бы это "почти". Уходи отсюда, уходи подальше и никогда больше не занимайся этим гнусным ремеслом. Ты подцепишь тут какую-нибудь дрянь от любого проезжего ублюдка, который купит тепло твоего юного тела на пару часов. Ты ведь еще совсем дитя, да простит тебя Господь. - Голос Питера звучал твердо, уверенно, взгляд ясных глаз проникал ей в самую душу. - Потом, ты можешь забеременеть от какого-нибудь проходимца, и никогда не узнаешь, кто отец твоего ребенка. Не губи свою душу и не делай несчастной чью-то крошечную жизнь, которого на всю жизнь заклеймят сыном шлюхи. Уходи, слышишь, и забудь о том, что здесь было, навсегда.
Мэри почувствовала, что ее душат слезы. До сих пор она не понимала, на что пошла ради заработка, а теперь этот красивый, глубокий голос, как голос совести, растолковал ей ее будущее, а в его суровом взгляде она точно видела все те ужасы, которые ее несомненно ждали и о которых она до сих пор не думала.
- Но… Капитан… сэр, что я могу сделать? Ведь мне некуда идти, я ничего не умею, я не девушка и никто никогда меня не возьмет замуж… - Ее голос задрожал и оборвался. Питер ответил, мягко и настойчиво:
- Если ты сделаешь так, как я тебя научу, ты еще сможешь спастись из этого ада. Только сделай, как я говорю. Душа твоя еще не пропала, надо спасти ее из этого болота. Не думай, я не священник, я сам слишком часто грешил, но мне жаль тебя, несчастное дитя.
Питер снял руки с ее плеч и, порывшись в карманах, выгреб оттуда горсть золотых монет. После этого он взял с кровати свой камзол, вынул из лацкана золотую булавку, извлек из кармана несколько серебряных монет среднего достоинства и повернулся к Мэри, недоуменно, но с надеждой, которую заронили ей в душу его слова, следившей за ним.
- Вот это ты отдашь хозяину, скажешь, что это моя плата за твои услуги. Думаю, это вознаграждение в его алчных глазах будет более, чем достаточным. - Он всыпал монеты в ее маленькую смуглую ладонь. - Завтра же ты увольняешься. Говоришь ему, что сильно больна. Тогда он отпустит тебя без разговоров. Чахлые ему вряд ли понадобятся. Затем собираешься и уезжаешь на Кюрасао с первым же попутным корытом. Лучше всего на "Дельфине", он снимается завтра в двенадцать с отливом. Запомнила? Шкиперу скажешь, что ты тяжело больна, тогда ни один мерзавец не станет тебе докучать во время переезда. В Кюрасао останавливаешься, покупаешь себе более приличное платье, отмываешься как следует и идешь в горничные к какой-нибудь солидной старой деве. Смотри только, будь стойкой, не сверни снова на стезю продажного разврата, откуда я пытаюсь тебя вызволить, иначе все мои труды пойдут прахом. Ты поняла? - Она кивнула, хотя в глазах ее еще горел вопрос. - Так. Работаешь тихо, старательно, честно, не заигрываешь ни с кем и забываешь о том, что ты успела переспать с четырьмя разными головорезами. Там ты - добропорядочная девушка, бедная, но честная, потерявшая родителей. Никому никогда не рассказывай своей реальной истории, не говори, что ты побывала на Тортуге, иначе никто не поверит, что ты - чистое еще душой дитя, а не обычная проститутка для пиратов. Запоминай же, Мэри! И не забудь, если действительно хочешь отблагодарить меня. Там выйдешь за какого-нибудь честного кузнеца и будет у вас чудесная, здоровая семья в восемнадцать детишек.
- Замуж? Такое разве ж возможно, сэр? Ведь он узнает, что я не девственница. Что ж мне тогда сказать?
- Скажи ему заранее, что тебя изнасиловал какой-то испанский негодяй во время набега на город. Это правдоподобно, и увы, таких бедных девушек много, но они все выходят замуж, потому что их женихи все прекрасно понимают.
Мэри молчала некоторое время. Ей казалось, что беспросветная и бессмысленная ее жизнь приобретает смысл. Ей словно открылся свет в конце темного тоннеля. Душу наполнило ощущение счастья. Неужели у нее когда-нибудь будет семья! Настоящая, своя собственная? Муж, дети? Питер тем временем сгреб золото горкой, добавил булавку и, прикинув что-то в уме, снял с цепочки от своих часов брелок - переливчатую жемчужину. Все это он связал в узелок потрепанным шарфом самой Мэри. Узелок получился небольшой, но приятно увесистый.
- Вот. Этого тебе должно за глаза хватить на все. Не бросайся деньгами и не проболтайся хозяину, что у тебя водится такое богатство. Когда будешь уходить, прикинься несчастной, попроси его сжалиться, чтобы он тебе подбросил хоть немного меди. Так все будет выглядеть правдоподобно и он не заподозрит ничего. Спрячь этот узелок и не показывай никому, монеты доставай по одной заранее. Жемчужину продашь в самом конце. Все поняла? Ну, все. Иди с Богом, дитя, да поможет тебе Бог.
Мэри молча смотрела на него, выпучив глаза и ловя ртом воздух.
- Сэр, - заикаясь, выдавила она наконец. - Сэр, вы это правда? Эти все деньги я должна взять?
- Да, - подтвердил Питер. - И спрятать. Ты запомнила, что ты должна делать?
- Да… Сэр!
- Ну?
- Вы так… Так благородны… сэр… вы меня просто… ах, Господи… спасаете! Сэр!
- Ну-ну, милочка, не надо слез. Это же все пустяки, клянусь тебе. На моей совести слишком много всего, этот поступок ее не облегчит. Бери, бери. Пусть хотя бы тебе это золото поможет.
- Но сэр! - Мэри протестующе помотала головой. - Ведь вы просто так дали мне кучу денег! И даже ни разу не поцеловали меня! За что же тогда? Я не могу так…
- Ах ты Господи. - Питер провел рукой по лбу. - Я уже теряю терпение. Быстро прячь узелок. Ну! Вот так, - смягчился он, когда маленький узелок исчез за ее просторным корсажем. - Замаскируй кружевами, чтобы не было видно. Вот. Все. А теперь запомни, дитя. Твоя бессмертная душа - бесценна. Я дал тебе эти деньги, чтобы ты смогла сохранить душу. Тело - всего лишь оболочка. Будь разумна и не оступайся больше. Ну, если так хочешь, считай, что это плата за дружескую беседу. Договорились? Ну, все. С Богом.
Он улыбнулся ей и, вернувшись к кровати, спокойно улегся, вытянувшись во весь свой великолепный рост и закинув руки за голову. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. С минуту Мэри стояла, глядя на него, и чувствовала, что не в силах ничего сказать и пошевелиться.
- Сэр… Благослови вас Господь… - прошептала она наконец, прижимая руки к груди. - Вы спасаете меня… Я никогда в жизни не забуду вас… Спасибо! Я отблагодарю вас, капитан, непременно, когда-нибудь…
- В таком случае, просто молись иногда за Питера Блада… и Арабеллу Бишоп, - не открывая глаз, спокойно ответил Питер. - И этим ты и впрямь отблагодаришь меня сполна. Прощай, дитя.
Мэри почувствовала, как щемит сердце. Что такое было в этом спокойном, благородном человеке, что заставило ее поверить в завтрашний день? Почему ей так не хотелось расставаться с ним? В момент она поняла, что действительно никогда больше не сможет продавать себя. Самое малейшее воспоминание о других мужчинах теперь вызывало в ней презрительное отвращение, как к злым, грубым тварям. Но каждое мгновение этого вечера отпечаталось в ее памяти навсегда, а любовь, чистая и настоящая любовь, которая возникла в ее сердце сегодня, осталась с ней до конца жизни. Во всех своих жизненных трудностях она вспоминала этот мягкий, красивый голос, эти ясные светлые глаза, твердое и теплое прикосновение руки, и это помогало ей не свернуть с прямого пути и не упасть снова в ту яму, откуда ее вызволил капитан Блад. Уже потом, когда она вышла замуж за кузнеца, когда у них родился первый сын, она назвала его Питером в честь того единственного человека, которого любила всю жизнь, хотя это и осталось тайной для всех, в том числе и для нее самой, считавшей это светлое чувство благодарностью.
- Спасибо, сэр, - прошептала она в последний раз. Прошуршало платье, и Питер вдруг почувствовал, как к его щеке прижались мягкие, дрожащие губы. Но когда он с недоумением открыл глаза, грязное лиловое платье уже скрылось за затворяющейся дверью…
читать дальшеАвтор: ..._Noname_... ([email protected])
Описание: Небольшой эпизод по мотивам "Одиссеи капитана Блада".PG-13
…В тот тусклый, душный вечер в таверне "У французского короля" Питер Блад осушил в одиночку бутылку рома, выкурил восемь трубок крепчайшего табаку, а в игре в кости ему чрезвычайно везло. Он обанкротил троих своих противников, подбадривая их достаточно оскорбительными замечаниями. Волверстон мрачно наблюдал за капитаном. Он видел, как Питер нарывается на драку со всеми подряд, и только благоговейный страх, который питали к нему все представители берегового братства, удерживал их от мысли потребовать у него удовлетворения. Впрочем, они не питали иллюзий, понимая, какое удовлетворение получат от Блада. А Питер, казалось, от души веселился этим вечером. Он говорил много и весело, врожденный талант к красноречию и остроумие подкреплялись в его беспечной болтовне ирландским балагурством. Многочисленные зрители, наблюдавшие за игрой, то и дело разражались одобрительным хохотом. Суровое сердце Волверстона обливалось кровью, когда он смотрел на Питера, в помятом дорогом камзоле, небритого, изможденного, с порядком истрепанными и уже даже оборванными кружевными манжетами и небезупречным воротничком.
- Капитан, мне нечего больше ставить, клянусь громом, - мрачно сообщил один из его противников.
- Неужели? А как насчет твоей шпаги? Или ты боишься, что безоружному тебе вмиг свернут здесь шею твои дружки, а?
Его слова сопроводил дружных смех завсегдатаев таверны. Противник Питера, побледнев, выложил шпагу.
- Тебе сегодня подыгрывает сам дьявол, капитан, - с отчаянием проворчал он.
- Вопрос, кто кому подыгрывает, Хантер, - бросил Блад в ответ. - Ну вот, я снова выиграл. Пожалуй, здесь я остановлюсь, иначе твои дружки на "Ястребе" засмеют тебя, если ты скажешь, что проиграл капитану Бладу последние штаны.
Питер откинулся на спинку стула и закурил, спокойно глядя на позеленевшего Хантера.
- Питер, ты же пьян в доску, - прохрипел ему в ухо Старый Волк.
- Убирайся ко всем чертям, Нэд! - Питер с такой силой хлопнул по столу, что подломилась одна ножка. - Том, старая ты салага, еще рому!
- Что с ним делать? - в отчаянии спросил Нэд у Хагторпа, который с тоской и болью взирал на своего капитана. - Черт его возьми, Нат, но у меня нет сил глядеть, как он топит свое здоровье в роме! И подумать, из-за кого! Из-за этой девчонки, которую первым ветром сдунет, которая дерет нос перед ним! Из-за юбки! Разрази меня гром, Нат, ведь она была в его власти пару недель назад, так объясни мне, какого дьявола он не взял ее, раз так убивается теперь? Он же до зарезу хочет на ней жениться? Ну так женился бы, пока она была под рукой! Вот ты что мне объясни!
- Нэд, что ты несешь! - возмутился Джереми. - Ты спятил? Думай, что ты говоришь! Она тебе не какая-нибудь трактирная девка, она как-никак леди из благовоспитанной семьи...
- Не петушись, - Нэд примирительно похлопал его по плечу. - Я только говорю, что есть. Может, она леди и все такое. Только Питер-то сохнет, как есть. Надо его как-то отвлечь, вот ей-Богу, дело говорю.
- Ты думаешь, он согласится? - презрительно спросил Питт. - Да никогда! Питер благородный человек, и любит он по-рыцарски. Он никогда ей не изменит.
- Черт тебя возьми, Джерри, что же он, должен теперь обет безбрачия давать? Довольно того, что он лишал себя вполне безобидных развлечений, которыми балуются даже женатые мужчины, но тогда у него была надежда на ее взаимность. Но теперь-то что? Чего ради ему блюсти верность какому-то там призраку?
- Нэд, ты… - гневно начал Питт, но Старый Волк перебил.
- Да что такого? Подсунем ему сегодня в комнату самую хорошенькую, какую тут хозяин может предложить. Он же настоящий мужчина, он не устоит. Она уж его утешит, глупости из его пьяной башки быстро вышибет.
- Ты хочешь, чтобы Питер к пьянству прибавил распутство? - задыхаясь от негодования, прошипел Питт. - И ты говоришь, что ты ему друг?
В этот момент Питер поднялся на ноги, отшвырнув от себя тяжелый дубовый стул.
- Хозяин, комнату и бутылку ямайского туда, - приказал он твердым, резким тоном. Затем он взглянул на своих недавних противников и усмехнулся. - Ну, что расселись? Забирайте свое добро.
- Капитан! - выдохнул Хантер, расцветая. - Ты серьезно?
- Капитан Блад держит слово, - отрезал Питер, слегка пошатываясь. - На кой черт мне ваше барахло? Я только потрепал вам нервишки. - Он громогласно рассмеялся и, отвернувшись, больше не обращал на них внимания.
Волверстон развернул деятельность. Подозвав хозяина таверны, он долго что-то у него выспрашивал, после чего сунул ему в руку золотой и кивнул. Тот подобострастно поклонился и исчез.
- Так мы пойдем, капитан, - сказал Волверстон, подойдя к Питеру. - Тебя, значит, не ждать?
- Мне до смерти надоела и наша посудина, и весь этот сброд, которым я командую. Если одну ночь я отдохну от вашего общества, ничего страшного не случится. Утром к восьми склянкам я буду.
- Питер, ты уверен, что в порядке? - с беспокойством спросил Джереми, видя, как капитан пошатывается, точно от качки.
- Мастер Питт, до сих пор я не нуждался в няньке и вряд ли она мне понадобится в будущем! - резко ответил он. Заметив мрачное отчаяние и обиду, отразившиеся в ясных голубых глазах шкипера, Питер положил ему на плечо твердую, тяжелую руку и мягко добавил: - Иди с Богом, Джерри.
- Спокойной ночи, - пожелал Волверстон, и затуманенный мозг Питера даже не отметил явной интонации удовлетворения в его хрипловатом низком голосе.
Питер взмахнул рукой и отвернулся. Взяв со стола свечу, он прошествовал наверх вслед за хозяином таверны.
- Чего ты такой довольный? - мрачно спросил Питт у Волка.
- Я? Довольный? Зрелищем очумевшего от выпивки Питера? - неубедительно проворчал он. - Идем на "Арабеллу", дурья башка, капитан приказал.
Хозяин проводил капитана в комнату на втором этаже, где уже успели накрыть на стол. Питер молча вошел в отведенную ему комнату, не ответив на пожелание хозяином спокойных снов. Перед его глазами все плыло, в голове был сплошной комок мыслей. Он не заметил, как за ним в комнату скользнула какая-то тень, а потом дверь затворилась. Питер поставил подсвечник на стол и, скинув камзол, швырнул его на кровать. Тяжело рухнув на стул, Питер откупорил бутылку рома и с тоской взглянул на него. Ему казалось, что темная густая жидкость в бутылке - яд, Питер чувствовал, что ром отбивает у него всякие ощущения и притупляет боль, которая сверлит его измученное сердце, и ему хотелось поскорее отравиться этим ядом. Больше всего он мечтал сейчас заснуть пьяным сном и не просыпаться никогда.
- In vino veritas, - пробормотал он, залпом опрокидывая стакан.
- Вор и пират, - прозвенел в его голове осуждающий мальчишеский голос. Улыбка, ласковые слова сострадания, которые он когда-то слышал от нее. Боль взвилась, подобно пламени, сжигая его сердце.
- Нет! - в отчаянии крикнул он, в ярости метнув стакан в стену. - Я не могу так больше, не могу, Боже…
Он закрыл лицо ладонями, устало, измученно.
- Я могу вам помочь, капитан? - осторожно спросил чей-то дрожащий голосок.
Питер удивленно поднял голову и увидел напротив себя за столом девушку лет семнадцати, довольно миловидную, но уже несколько потрепанную. Она смущенно сутулилась и не решалась взглянуть в глаза Питеру. У нее были выгоревшие на солнце каштановые волосы, смуглая кожа, большие, напуганные черные глаза, пухлые губки и тонкая хрупкая шея. Ее потасканное платье было ей явно велико, и оно слишком сильно открывало ее только сформировавшуюся грудь, а рукава с грязными кружевами были чересчур широки для ее худеньких загорелых рук. Некоторое время Питер с немым изумлением смотрел на нее, силясь стряхнуть с себя пьяный дурман и осознать, откуда тут взялась эта маленькая проститутка. Она тоже молчала, сжавшись в комочек. Ее пробирала легкая дрожь, она боялась капитана Блада, как и каждый на Тортуге.
- Эт-то еще что такое? - пробормотал он. - Откуда ты здесь взялась?
- Ваш офицер, сэр… Сказал, что вам нужна женщина…
- Офицер? - перебил Питер. - Одноглазый верзила?
- Да, сэр…
- Старый сводник! - Питер хлопнул по столу и рассмеялся - зло, устало, издеваясь больше над самим собой, чем над кем бы то ни было. - Я ему это припомню, клянусь небом! Так вот, милочка, мне никто не нужен, можешь отправляться спать или искать себе другого. Мне жаль, что разочаровал тебя.
Девчушка заерзала. Ее умоляющие, черные и тоскливые, как мысли Питера, глаза встретились с его холодным, пронизывающим взглядом.
- Нет, сэр, пожалуйста… Если я вам не нравлюсь, хозяин пришлет другую, поопытнее… Просто ваш офицер, он сказал, чтобы вам доставили кого-то вроде меня… Сказал, что лучше, если девственница, но сейчас хозяин не может предложить, они у нас хорошо идут, а я почти девственница, поверьте, сэр… Я всего четыре раза…
Питер ошарашено смотрел на нее. Жалость, отвращение, злость на Волверстона, все смешалось в один клубок. Он гневно поднялся на ноги, его глаза метали молнии.
- Черт побери, неужели мне надо повторять дважды? Можешь идти и передать своему хозяину, что я сверну ему шею, если он еще хоть раз выкинет что-то подобное!
Его раскатистый, звонкий голос напугал ее. На черных глазах выступили слезы. Она умоляюще сложила руки.
- Нет, сэр, прошу вас… Не отсылайте меня! Мне здорово достанется от хозяина! Даже если вы сами скажете, что дело не во мне и вам совсем никакая не нужна, он не поверит, а я боюсь его наказаний… Он может сделать со мной что-нибудь ужасное, продать какой-нибудь шайке или еще что-то… ему ведь не нужны женщины, которые не умеют привлечь мужчину и заработать… Сэр, умоляю вас, сжальтесь…
Ее отчаянные просьбы пробились сквозь ромовый туман, окутавший его мозг. Дрожащий голосок и слезы этой несчастной девчушки тронули его. Он устало опустился на стул и вздохнул.
- Ну, что мне теперь с тобой делать, бедняжка? - спросил он, и его голос уже не был пугающим. Он звучал мягко, успокоительно, как если бы он говорил с тяжело больным. - После таких слов я не могу отдать тебя на растерзание этим шакалам.
- Вы так добры ко мне, сэр, так добры! - пролепетала она благодарно. - Вы не пожалеете, капитан, вот правда! Я буду очень стараться… из всех четырех на меня никто не жаловался, я буду с вами нежна, очень-очень…
Питер снова невесело рассмеялся.
- Прости, детка, но я не хочу тебя. Можешь не умолять. Так уж глупо устроен человек. Мне нужна та, которую я потерял. Она и только она. - Он тяжко вздохнул и перевел взгляд на потрепанную девчонку, утверждавшую, что она почти девственница. Ее вид вызывал в нем смешанное чувство жалости и некоторого отвращения. - Ну, довольно. Подумаем, что делать с тобой. Ты ведь не обязательно должна оставаться тут на всю ночь, верно? Посиди со мной пару часов, а потом иди к своему хозяину и скажи, что капитан заснул и велел тебе уходить. Тогда он поверит. Я заплачу тебе.
Ее лицо озарилось радостной улыбкой.
- Ой, сэр, правда? Благослови вас Бог, сэр, спасибо!
- Это все глупости. Ты наверно голодна? Ну, ешь. У тебя крайне истощенный вид. Как тебя зовут, хотя бы?
- Мэри, - ответила она, принимаясь за еду. - Я из Вустершира. То есть я его мало помню, я еще младенцем оттуда переехала.
- А как тебя занесло на Тортугу?
- Меня продали.
- Кто же?
- Мой дядя. Ему деньги до зарезу были нужны. А я девчонка крепкая была, сейчас вот послабела. Продал меня в услуженье одной старой деве. Я у нее жила долго, а потом удрала, год назад. Она меня била уж больно крепко. Устроилась сюда убирать и всякое такое. Ну, недавно хозяин сказал, что я больше заработаю и себе и ему, если себя соглашусь продавать. Так вот и так.
Она болтала беспечно и весело, словно рассказывала какую-то забавную историю. Питер смотрел на нее удивленно, с сожалением. Ее лицо было совсем еще детским, и по-видимому она страдала какой-то легочной болезнью, если судить по ее комплекции и оттенку кожи лица. Вряд ли ей суждено было прожить долгую жизнь, этому несчастному маленькому обломку судьбы, да и этот маленький срок сокращала вероятность подхватить какую-нибудь дрянь от пиратского сброда.
- Так ты, получается, сама согласилась? - спросил Питер наконец. - Тебя ведь не заставляли?
- Ага, - ответила она, пожав плечами. - Только у меня все равно не было выхода. Все женщины, которых продают в рабство, когда-нибудь да становятся такими, как я.
- Не было выхода? - эхом повторил Питер. Его взгляд был задумчив, и на мгновение его тонкие губы тронула горькая улыбка. - Боюсь, это оправдание слабого. Того, кто не смог противостоять обстоятельствам. - Закинув руки за голову, он посмотрел в потолок, точно что-то припоминая. - Видишь ли, я тоже рассуждал как ты. Что судьба была жестока ко мне, что я был прижат в угол, что выбор был между пиратством и смертью… Наверно, я ошибался. Был еще выход, но мне не дано об этом узнать. - Его голос звучал устало, но ясно, и Мэри с удивлением поняла, что человек, выпивший столько рома, совершенно трезв. - Выход есть, но нужна сила воли или мудрость, чтобы увидеть его… Она могла бы мне подсказать, как я должен был поступить, если бы успела до того, как я стал пиратом. Впрочем, могла ли? И захотела бы ли? Она наверняка знала, как правильно. Если она умела прощать врагов и видеть в осужденных оборванцах живых людей...
- Она наверно святая? - с уважением спросила Мэри, воспринявшая его рассказ как небылицу, детскую сказку. Питер усмехнулся и тяжело вздохнул.
- Она ангел, но как совершенное существо она судила слишком жестоко. Или, может, суд действительно справедлив, но я чересчур грешен.
Поднявшись на ноги, Питер прошелся по комнате и взглянул в окно. Стояла темная, непроглядная ночь, душная и теплая. Он опустился на кровать и устало вытянул длинные, стройные ноги.
- А вы ее любили, капитан? - тихо спросила Мэри. Питер улыбнулся ей. Женское чутье не подвело эту оборванную бедняжку.
- Любовь к ней - это все, что осталось сейчас во мне живого.
Некоторое время оба молчали. Тихо потрескивала свеча. Питер медленно закатывал рукава рубашки, глядя прямо перед собой. Мэри во все глаза смотрела на него. Почему она испугалась его? Теперь она ни капельки не боялась. Ей показалось, она знает этого человека тысячу лет. Он так запросто разговаривает с ней, чуть насмешливо и мягко, а ведь другие ее мужчины были так грубы. А он так спокойно говорит с ней, точно она его старая знакомая. Ей нравилось, как звучит его голос - устало, но спокойно, это был мягкий, глубокий и звучный голос. Ей нравилось, как легко и красиво он говорит. Ей нравился даже его ирландский акцент, приглушавший металлические нотки его голоса. Теперь, когда она уже не боялась смотреть на него, она увидела, что он совершенно не похож на тех грубых, грязных и злобных субъектов, которым ей приходилось отдаваться. Она не заметила, что чисто по-женски восхищенно любуется им. Высокий рост, идеально сложенная, гибкая и мускулистая, сильная фигура, ровная горделивая осанка, точные и красивые движения, смуглая кожа, изысканный костюм, хоть и не первой свежести, все еще носящий отпечаток былой роскоши… Тонкие черты лица, высокий благородный лоб, легкая ироническая усмешка на твердо очерченных губах, густые и от природы волнистые, блестящие черные волосы… Даже отросшая за несколько дней черная щетина на худом лице подчеркивала его мужественность, хотя и порядком старила его. Но больше всего она любовалась его глазами. Они поразили ее своей ясностью, чистым, глубоким цветом морской синевы, так странно сочетавшимся с бронзово-загорелой кожей обветренного лица. И каждый раз, как взгляд этих удивительных глаз останавливался на ней, что-то в ее душе шевелилось, сердце трепетало. Ее трогал его взгляд - уставший, измученный внутренней борьбой, полный тоски и душевной боли. И несмотря на то, что взгляд его живых, проницательных глаз был притушен тяжелыми мыслями, он оставался ясным. Мэри поражало, что у человека, который должен был бы быть в стельку пьяным, такой ясный взгляд.
Она молча смотрела, как он профессиональными движениями врача аккуратно закатывает рукава тонкой батистовой рубашки, контрастировавшей с его ровной, бронзовой кожей. Ее вдруг посетило странное чувство. До сих пор она в общем-то не возражала против того, чтобы отдаваться кому попало. Ее мужчины не вызывали в ней ни отвращения, ни симпатии. Естественно, что и удовольствия от них она не получала. А сейчас она почему-то представила, что бы она почувствовала, если бы эти точеные, сильные руки прикоснулись к ней, даже если просто в объятии, и от этой мысли ее пробрала приятная дрожь. Мэри беспокойно заерзала и расправила помятые кружева своего просторного платья. Питер полулежал, закрыв глаза и закинув правую руку за голову, а левую вытянув вдоль тела. Мэри показалось, что он дремлет. Она молча любовалась им, с каким-то благоговением и любопытством, она затаила дыхание, чтобы не потревожить его сон. Не открывая глаз, он вдруг сказал:
- Еще полтора часа, и можешь идти. По-моему, этого времени будет достаточно.
- Для чего - достаточно? - спросила Мэри, отрываясь от своих мыслей.
Питер повернул голову и взглянул на нее. На губах обозначилась легкая улыбка.
- Чтобы твой хозяин не стал тебя наказывать. - Мэри почувствовала, что краснеет и не выдерживает взгляда этих чистых, искренних глаз. - Ты ведь извинишь меня, что я лежу? Просто чертовски устал.
- Да лежите, пожалуйста, что вы извиняетесь… - пробормотала она. - А вы… точно не передумаете?
- Ты о чем это?
- Да вот… Вы так ко мне добры, капитан… А вы даже ко мне не прикоснулись ни разу… Как же я вас отблагодарю?
Питер усмехнулся.
- Опять за свое? Смотри, я начинаю сердиться. Глупышка, твоя живая душа нужна мне сейчас гораздо больше, чем тело. - Заметив, как она отшатнулась, испуганно хлопая своими большими черными глазами, Питер горько рассмеялся и мягко, почти ласково добавил: - Не бойся. Дьябло Энкарнадо и прочие глупости, которые про меня распускают испанцы - это ерунда. Ты просто не так поняла. Вот сейчас, к примеру, я с тобой говорю, и легче, безо всякого рома, понимаешь? Просто живая душа, которая может выслушать и ответить. Мои офицеры - хорошие ребята, но уж очень любят встревать в мои мысли и говорить глупости. Так что ты не бойся.
- А я и не думала пугаться, - она робко улыбнулась. Питер снова усмехнулся.
- Ну вот и молодец. Я вовсе не такой беспощадный и жестокий пират, каким меня окрестили испанцы. Если бы я нашел когда-то тот самый выход, о котором мы с тобой сегодня уже говорили, я никогда не стал бы пиратом, клянусь небом.
- Да вовсе вы и не похожи на пирата, - пожала плечами Мэри. - Я бы вот никогда не поверила. Вы чисто джентльмен, да и не бывает таких красивых пиратов. Они все злые, грубые, и физиономии еще те…
Питер молча слушал комплименты в свой адрес, внимательно изучая взглядом худенькую угловатую фигурку девчушки.
- Ну, спасибо за добрые слова, - поблагодарил он. - Сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - ответила она. - А вам сколько лет, капитан?
- Тридцать шесть, - отозвался Питер, все еще будучи погружен в свои мысли.
- А мне казалось… - она запнулась.
- Сорок восемь? - засмеялся он - с горечью и со странным садизмом издеваясь над собой.
- Ну не столько… Сорок…
- Ты опять делаешь мне комплимент, - он снова закрыл глаза, продолжая улыбаться. - С тобой удивительно приятно беседовать.
- А вы совсем трезвый, - заметила она тоном знатока. - Там, в зале, мне показалось, что вы прямо шатались. И взгляд у вас был такой туманный.
- Это всего лишь защита. Когда сидишь в пьяной компании, выглядеть трезвым - глупо. Ром притупляет ощущения, особенно боль, отвлекает и рассеивает внимание. Только однажды я до того нализался, что в глазах двоилось и язык заплетался. Это было с непривычки к рому, месяц назад. Но действительно напоить меня очень сложно. В голове туман, а мысли работают четко, и память обостряется, что самое неприятное…
- Ну, чего вы пьете, сэр? Вы же молодой совсем…
- И что с того? Ты тоже не против рома, - он кивнул на осушенный ею стакан. - А ты вдвое младше меня.
- Но я же не столько…
- Да какая разница? Ты продаешь себя. Я, не посчитавшись с бессмертностью души, был тем, кем был. Видишь, оба мы порочные, и я, право, не знаю теперь, кто из нас двоих хуже. Порок нельзя измерить. Хотя на мне все-таки больше грехов. Я ведь и убивал. Пусть в честном сражении, но что с того? Кровь осталась на моих руках. Она права, - глухо добавил он. Мэри тронула его интонация - боль, тоска отразились в его голосе.
- И зачем вы так мучаетесь из-за кого-то? Вы ведь… Да за вас любая пойдет… Вы вон какой…
- Какой? - Питер снова едва улыбнулся. Его забавлял этот разговор.
- Красивый… - сдавленно пробормотала она, краснея. - Благородный… Какой из вас пират, сэр? Она просто не права, что довела вас…
- Довел себя я сам, - отрезал он. - С момента, как я познакомился с ней, она делала меня только лучше, видит Бог. Я только не должен был… отпускать ее тогда… Но я только хотел ее счастья… - Питер словно забыл, что он не один в комнате, он просто высказывал свои мысли вслух. Его глаза были устремлены в пространство, голос звучал глухо. - Я знаю, что обидел ее, очень сильно. Я задел ее за живое, и даже не сообразил. Я-то действовал из лучших побуждений, клянусь…
- Так почему бы не извиниться? - пожала плечами Мэри. - Ведь глупо так! Вы ее любите, а она… Или она такая, что нос дерет? Не простит?
- Даже не знаю, - Питер очнулся от своих мыслей, вспомнив, что его исповедь кто-то слышит. - Ну, а теперь… Что ж говорить. Она наверно теперь уже замужем.
Мэри молчала. Что за дура могла отказать такому мужчине, как капитан? Этого она никак не могла понять.
- Так она вам отказала, что ли?
- Глупость в том, что я и не объяснился с ней.
- А почему?
- Я не имел на это права. Вначале - потому что я был рабом, а она - племянницей моего хозяина, а потом... Она бы не захотела слушать. Да и воспользоваться тем, что она была в моей власти - нет, невозможно!
Мэри не поняла его.
- Вы ж могли потом и жениться на ней.
- Да я не о том, Господи тебя прости, - отмахнулся Питер, которого передернуло при одной мысли о том, что она имела в виду. Ему вспомнилось, как тем страшным вечером он боролся с демоном, проснувшимся в нем, и собственное зло заставило его содрогнуться. - Я всего лишь о том, что признаваться ей в любви я не мог. Понимаешь? Ей же некуда было деваться от меня. Ей некуда было идти. А что, если она не может ответить взаимностью? Она бы вынуждена была сказать "да". А вынуждать ее я вовсе не хотел. - Питер помолчал. Разговор с этой пропащей душой был таким странным. На душе снова стало тяжело. Больше всего на свете ему сейчас хотелось увидеть Арабеллу. Хотя бы издали. Но наверно теперь лорд Джулиан… Там, с ней. Может, он уже женился на ней. Но тут мысли Питера обрывались. Хотя он помнил, что Арабелла старалась подчеркнуть, что предпочитает обращаться к лорду Джулиану, когда оба они - и Питер, и его светлость, - рядом, хотя она уделяла лорду достаточно внимания, что-то в ее отношении было не то. Она относилась к его светлости подчеркнуто дружески, но... Да, лорду она действительно нравилась, он это ясно видел. Да и не мог представить себе такого идиота, которому могла бы не понравиться Арабелла. Но она все же держалась с ним достаточно официально. Питер Блад...Чем он лучше лорда? Он не особенно тонко разбирается в переживаниях прекрасной половины. Она обижена на него, а этот хлыщ наверняка умеет понравиться даме. У него титул, вполне достойная внешность и искренние намерения. А он? Вор и пират. Эти слова все губят, они - его клеймо. Он пират, он убивал, пусть даже испанцев. Он имел дела с какими-то подозрительными личностями, убийцами и грабителями. Ясно, что ее благородная душа восстает против этого. Она ни за что не связала бы свою жизнь с ним. Питер уже давно считал, что лорд Джулиан успешно справился с его поручением и сделал Арабеллу счастливой. Но этой ночью мысль о том, что эта девушка принадлежит кому-то, что она чья-то жена не укладывалась в его голове. Все это казалось ему неправдоподобным. "Черт возьми, - думал он, глядя в закопченный потолок. - Ведь может быть, может же быть, клянусь громом, что она отказала ему? Что я ошибся? Можно было хотя бы навести справки, а не топиться в роме, черт меня раздери! Ведь если она ему отказала… О Господи! Это бы значило, что для меня еще не все потеряно… Что есть мизерный шанс, что она простит… Так какого дьявола я тут разлегся? Целый месяц я травлюсь этой дрянью, и похоже совсем проспиртовал свой здравый смысл! Завтра же я постараюсь узнать, вышла ли она замуж! Господи, помоги мне…" Дикая надежда, как свежий ветер, ворвалась в его уставшее сердце, вселила в него жизнь. Потухший было взгляд стал осмысленным. Ему казалось, что он нашел ниточку, связавшую его с жизнью. Он не знал сейчас, что завтра меланхолия снова заставит умолкнуть здравый смысл, поскольку его попытки выяснить что-то не увенчаются успехом, а потом он снова будет втянут в пиратство французами. И не простое пиратство, а самое омерзительное, кровавое и жестокое дело, которого он даже не мог себе представить. Но эта операция в Картахене, которая ему еще предстояла, должна была стать самым темным часом перед рассветом, и увы, он ничего этого пока не знал. Он только ощутил, что сейчас в нем снова проснулось желание бороться, использовать шанс, попытаться найти выход.
Его размышления прервал кашель потрепанной девчонки, все еще смиренно сидевшей на стуле неподалеку. Мысли Питера улетели. Он взглянул на Мэри, которая сотрясалась от душившего ее кашля, закрыв лицо собственным шарфом. Питеру стало жаль ее. Она помогла ему сегодня нащупать эту спасительную нить, она была всего лишь жалкой, предательски брошенной на произвол судьбы девчонкой. Питер поднялся на ноги, быстро подошел к ней и властно сказал:
- Ну-ка, убери эту тряпку. Дай мне взглянуть на тебя.
Мэри ничего не поняла. Ей даже показалось, что это странное джентльменство испарилось из него вместе с ромом, и теперь в нем проснулась естественная мужская потребность. Она покорно отняла шарф от лица, стараясь подавить кашель и дышать ровнее.
- Это сейчас пройдет, сэр, - пробормотала она хрипло. - Это бывает. Простите, вы только-только… А я не вовремя…
Питер ее не слушал. Он повернул ее к свету и пристально вгляделся. На ее щеках не было чахоточного румянца, напротив, она была очень бледна. Сдвинув темные ровные брови, он привычным движением подхватил ее запястье двумя твердыми, тонкими пальцами. Вытащив из кармана часы, он напряженно следил за стрелкой. Мэри молчала, но не понимала смысла его манипуляций. Ей казалось, что бедняга капитан совсем сбрендил от рома и несчастной любви. Однако он оставался серьезен и на пьяного отнюдь не походил. Взгляд его был ясен, движения - четки и быстры.
- Так. И давно у тебя такой кашель? - спросил он наконец.
- Да месяцев шесть…
- И как ты с этим борешься?
- Как же борюсь… Само проходит… как отдышусь… Хозяин беспокоился, не чахотка ли. Чтобы я тут не перезаразила всех. Доктора мне даже позвал. Он сказал…
- Бронхит в острой форме? - продолжил Блад.
- А-га… - Мэри удивленно воззрилась на него. - На "Б" было, вот точно. И про форму что-то. А откуда ж вы узнали?
- Я сам доктор, - бросил Питер через плечо. Он вытаскивал из кармана камзола какую-то маленькую бутылочку с густой зеленоватой жидкостью.
- Доктор? Правда?
- Самый что ни на есть, - подтвердил Питер. - Хирург. Ну, который переломы лечит. Понятно? Но в остальном тоже кое-что понимаю. Ну-ка, глотни еще рому, детка, пока кашель опять не вступил. Да дыши ритмичнее. Раз-два, вдох-выдох. Вот так. Сейчас пройдет. - Он достал из кармана собственный сложенный уголком, белоснежный батистовый платок, украшенный тончайшим кружевом, смочил его в жидкости из бутылочки и, присев перед Мэри на корточки, велел прижать платок к носу и рту.
- Дыши теперь в платок. Сейчас полегчает.
Мэри вдохнула. Платок пах мятой, ароматной настойкой и чуть-чуть - табаком. Вслушиваясь в ее хриплые вдохи, Питер серьезно смотрел на ее лицо. Постепенно серый цвет сошел, осталась только обычная для ее смугленького лица бледность.
- Выпрямись, - приказал он. - Дыши как следует.
Он наклонился к ней и вдруг прижал ладонь к ее груди чуть пониже тонкой хрупкой шейки. Сердце Мэри затрепетало. Она понимала, что это прикосновение доктора, но мысль о том, что эта сильная, тонкая рука, которой она любовалась недавно, прикоснулась к ней, кружила ей голову. Ладонь была твердой, сильной и горячей. Грудь ее согрелась. Кашель моментально отступил, дышать стало легче. Он был прямо напротив нее, совсем близко, она чувствовала его теплое дыхание, его колени слегка касались ее юбки, а синие глаза внимательно смотрели на нее. Сквозь тонкую белую рубашку просвечивал его мощный, мускулистый торс. На треугольнике, обнаженном тремя расстегнутыми верхними пуговицами, она даже заметила еле видный, хрупкий шрам, почти скрытый темным загаром. От него пахло крепким дорогим табаком и свежестью, и Мэри только удивлялась, что мужчина может пахнуть так приятно.
- Вот так. Дыхание нормализовалось. - сказал он. Его голос прозвучал спокойно, мягко. Ей не хотелось, чтобы он уходил. - Тебе легче?
Мэри кивнула, отводя глаза под его внимательным, изучающим взглядом.
- Истинная благодать, - сказала она наконец. - Спасибо, сэр. Вы что ли волшебник?
Питер рассмеялся. На этот раз смех его не был таким тоскливым.
- Нет, прелесть моя, я всего лишь врач.
Он снял руку с ее груди и поднялся на ноги. Она вздохнула. Тепло его ладони еще грело ее.
- Что бы всем мужчинам быть как вы, - пробормотала она с чувством.
Питер улыбнулся, но проигнорировал ее реплику.
- Возьми эту склянку. Каждый раз, как накатит, смачивай в этом лекарстве платок и дыши. Постепенно совсем вылечишься. Платок вот возьми тоже. Он чистый, ты не думай. А то сдается мне, что платка у тебя и в помине нет.
- Ох, сэр, благослови вас Господь!…
- Ну-ну, - мягко прервал он. - Тебя тоже, дитя. - Он взглянул на часы. - Пожалуй, тебе пора. Мне жаль, что наше приятное общение подошло к концу, но я зверски хочу спать, а я еще не настолько пропит, чтобы позволять себе такую вольность при посторонней даме. Сейчас тебе лучше пойти к хозяину и сказать, как мы условились. А я ему завтра голову оторву за то, что вступает в сговор с моим же офицером. И передай ему, что пусть лучше не показывается мне на глаза в ближайшее время, иначе я забью этому сутенеру в глотку якорь.
Мэри улыбнулась. Ей нравилось, как капитан с ней вежлив, пусть его тон звучит слегка насмешливо, но все же мягко, чего ей никогда не приходилось слышать от других мужчин, у которых с ней был короткий разговор, преимущественно состоявший из набора невероятных непристойностей. Но ей так не хотелось расставаться с этим удивительно обаятельным, добрым человеком. Мэри показалось, она даже понимает его. У капитана странные понятия о жизни, какие-то чудные, но очень красивые, вот ему и приходится прятать свою ранимость от других. Такой вежливый, смелый, красивый, он вылечил ее от кашля, накормил и вообще был так добр, хотя вовсе не обязан был возиться с ней. Мог бы просто отправить ее ко всем чертям, ведь что с ней сделает ее хозяин - не его печаль. А мог бы вообще сделать то, что делали с ней все ее немногочисленные клиенты - жестоко, больно, грубо. Она не представляла себе, что может быть по-другому и полагала, что все женщины терпят такое обращение в постели. Поэтому ее так поразило то удовольствие, какое ей доставило сегодня одно лишь его прикосновение и мягкое, простое обращение с ней; то, что он не пожелал насиловать ее, и даже настоял на том, чтобы она не заикалась на эту тему, что он отнесся к ней не как к бездушному предмету удовлетворения естественного желания, а как к живому человеку, способному слушать и понимать, было для нее ново и тронуло ее. Выразить свои чувства она не могла, потому что ею владело странное смущение, да и слов все равно не нашлось бы. Это ему удавалось так здорово говорить, а она - девушка простая…
На какой-то момент ей пришло в голову соврать что-нибудь, чтобы остаться еще немного, но потом перевела взгляд на его изможденное лицо, и сердце ее дрогнуло. Ему необходимо было выспаться, она это видела, а пока она здесь, он не позволит себе "вольности" заснуть.
Мэри вздохнула и поднялась.
- Принести вам еще чего-нибудь на ночь, сэр? - спросила она, опустив глаза в пол. Он стоял прямо напротив нее, непринужденно заложив полуобнаженные руки в карманы, и смотрел на нее все с тем же выражением покровительственной жалости и легкой иронии.
- Нет, благодарю тебя. Только унеси эту бутылку отсюда подальше, я не хочу больше травиться этой гадостью.
- Вот и славно, капитан! - она искренне обрадовалась этому решению. - Не пейте больше. Вы себя погубите, а вам еще жить да жить…
- Ну, пират вряд ли может рассчитывать на это самое "жить да жить", - улыбнулся он. Его тронула ее искренняя радость. Затем он посерьезнел и вдруг взял Мэри за плечи. - Так. Теперь насчет тебя. Ты должна бросать это грязное дело к чертовой матери, пока не поздно. Ясно? Это низко и недостойно женщины, а у тебя, я вижу, чистая душа. Не нужно поганить свое тело этим занятием. Ты будешь опускаться все ниже, если не прекратишь, ты возможно еще не осознала, во что тебя втянули, потому что ты… - Питер усмехнулся, - почти девственница. Так вот сохрани хотя бы это "почти". Уходи отсюда, уходи подальше и никогда больше не занимайся этим гнусным ремеслом. Ты подцепишь тут какую-нибудь дрянь от любого проезжего ублюдка, который купит тепло твоего юного тела на пару часов. Ты ведь еще совсем дитя, да простит тебя Господь. - Голос Питера звучал твердо, уверенно, взгляд ясных глаз проникал ей в самую душу. - Потом, ты можешь забеременеть от какого-нибудь проходимца, и никогда не узнаешь, кто отец твоего ребенка. Не губи свою душу и не делай несчастной чью-то крошечную жизнь, которого на всю жизнь заклеймят сыном шлюхи. Уходи, слышишь, и забудь о том, что здесь было, навсегда.
Мэри почувствовала, что ее душат слезы. До сих пор она не понимала, на что пошла ради заработка, а теперь этот красивый, глубокий голос, как голос совести, растолковал ей ее будущее, а в его суровом взгляде она точно видела все те ужасы, которые ее несомненно ждали и о которых она до сих пор не думала.
- Но… Капитан… сэр, что я могу сделать? Ведь мне некуда идти, я ничего не умею, я не девушка и никто никогда меня не возьмет замуж… - Ее голос задрожал и оборвался. Питер ответил, мягко и настойчиво:
- Если ты сделаешь так, как я тебя научу, ты еще сможешь спастись из этого ада. Только сделай, как я говорю. Душа твоя еще не пропала, надо спасти ее из этого болота. Не думай, я не священник, я сам слишком часто грешил, но мне жаль тебя, несчастное дитя.
Питер снял руки с ее плеч и, порывшись в карманах, выгреб оттуда горсть золотых монет. После этого он взял с кровати свой камзол, вынул из лацкана золотую булавку, извлек из кармана несколько серебряных монет среднего достоинства и повернулся к Мэри, недоуменно, но с надеждой, которую заронили ей в душу его слова, следившей за ним.
- Вот это ты отдашь хозяину, скажешь, что это моя плата за твои услуги. Думаю, это вознаграждение в его алчных глазах будет более, чем достаточным. - Он всыпал монеты в ее маленькую смуглую ладонь. - Завтра же ты увольняешься. Говоришь ему, что сильно больна. Тогда он отпустит тебя без разговоров. Чахлые ему вряд ли понадобятся. Затем собираешься и уезжаешь на Кюрасао с первым же попутным корытом. Лучше всего на "Дельфине", он снимается завтра в двенадцать с отливом. Запомнила? Шкиперу скажешь, что ты тяжело больна, тогда ни один мерзавец не станет тебе докучать во время переезда. В Кюрасао останавливаешься, покупаешь себе более приличное платье, отмываешься как следует и идешь в горничные к какой-нибудь солидной старой деве. Смотри только, будь стойкой, не сверни снова на стезю продажного разврата, откуда я пытаюсь тебя вызволить, иначе все мои труды пойдут прахом. Ты поняла? - Она кивнула, хотя в глазах ее еще горел вопрос. - Так. Работаешь тихо, старательно, честно, не заигрываешь ни с кем и забываешь о том, что ты успела переспать с четырьмя разными головорезами. Там ты - добропорядочная девушка, бедная, но честная, потерявшая родителей. Никому никогда не рассказывай своей реальной истории, не говори, что ты побывала на Тортуге, иначе никто не поверит, что ты - чистое еще душой дитя, а не обычная проститутка для пиратов. Запоминай же, Мэри! И не забудь, если действительно хочешь отблагодарить меня. Там выйдешь за какого-нибудь честного кузнеца и будет у вас чудесная, здоровая семья в восемнадцать детишек.
- Замуж? Такое разве ж возможно, сэр? Ведь он узнает, что я не девственница. Что ж мне тогда сказать?
- Скажи ему заранее, что тебя изнасиловал какой-то испанский негодяй во время набега на город. Это правдоподобно, и увы, таких бедных девушек много, но они все выходят замуж, потому что их женихи все прекрасно понимают.
Мэри молчала некоторое время. Ей казалось, что беспросветная и бессмысленная ее жизнь приобретает смысл. Ей словно открылся свет в конце темного тоннеля. Душу наполнило ощущение счастья. Неужели у нее когда-нибудь будет семья! Настоящая, своя собственная? Муж, дети? Питер тем временем сгреб золото горкой, добавил булавку и, прикинув что-то в уме, снял с цепочки от своих часов брелок - переливчатую жемчужину. Все это он связал в узелок потрепанным шарфом самой Мэри. Узелок получился небольшой, но приятно увесистый.
- Вот. Этого тебе должно за глаза хватить на все. Не бросайся деньгами и не проболтайся хозяину, что у тебя водится такое богатство. Когда будешь уходить, прикинься несчастной, попроси его сжалиться, чтобы он тебе подбросил хоть немного меди. Так все будет выглядеть правдоподобно и он не заподозрит ничего. Спрячь этот узелок и не показывай никому, монеты доставай по одной заранее. Жемчужину продашь в самом конце. Все поняла? Ну, все. Иди с Богом, дитя, да поможет тебе Бог.
Мэри молча смотрела на него, выпучив глаза и ловя ртом воздух.
- Сэр, - заикаясь, выдавила она наконец. - Сэр, вы это правда? Эти все деньги я должна взять?
- Да, - подтвердил Питер. - И спрятать. Ты запомнила, что ты должна делать?
- Да… Сэр!
- Ну?
- Вы так… Так благородны… сэр… вы меня просто… ах, Господи… спасаете! Сэр!
- Ну-ну, милочка, не надо слез. Это же все пустяки, клянусь тебе. На моей совести слишком много всего, этот поступок ее не облегчит. Бери, бери. Пусть хотя бы тебе это золото поможет.
- Но сэр! - Мэри протестующе помотала головой. - Ведь вы просто так дали мне кучу денег! И даже ни разу не поцеловали меня! За что же тогда? Я не могу так…
- Ах ты Господи. - Питер провел рукой по лбу. - Я уже теряю терпение. Быстро прячь узелок. Ну! Вот так, - смягчился он, когда маленький узелок исчез за ее просторным корсажем. - Замаскируй кружевами, чтобы не было видно. Вот. Все. А теперь запомни, дитя. Твоя бессмертная душа - бесценна. Я дал тебе эти деньги, чтобы ты смогла сохранить душу. Тело - всего лишь оболочка. Будь разумна и не оступайся больше. Ну, если так хочешь, считай, что это плата за дружескую беседу. Договорились? Ну, все. С Богом.
Он улыбнулся ей и, вернувшись к кровати, спокойно улегся, вытянувшись во весь свой великолепный рост и закинув руки за голову. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. С минуту Мэри стояла, глядя на него, и чувствовала, что не в силах ничего сказать и пошевелиться.
- Сэр… Благослови вас Господь… - прошептала она наконец, прижимая руки к груди. - Вы спасаете меня… Я никогда в жизни не забуду вас… Спасибо! Я отблагодарю вас, капитан, непременно, когда-нибудь…
- В таком случае, просто молись иногда за Питера Блада… и Арабеллу Бишоп, - не открывая глаз, спокойно ответил Питер. - И этим ты и впрямь отблагодаришь меня сполна. Прощай, дитя.
Мэри почувствовала, как щемит сердце. Что такое было в этом спокойном, благородном человеке, что заставило ее поверить в завтрашний день? Почему ей так не хотелось расставаться с ним? В момент она поняла, что действительно никогда больше не сможет продавать себя. Самое малейшее воспоминание о других мужчинах теперь вызывало в ней презрительное отвращение, как к злым, грубым тварям. Но каждое мгновение этого вечера отпечаталось в ее памяти навсегда, а любовь, чистая и настоящая любовь, которая возникла в ее сердце сегодня, осталась с ней до конца жизни. Во всех своих жизненных трудностях она вспоминала этот мягкий, красивый голос, эти ясные светлые глаза, твердое и теплое прикосновение руки, и это помогало ей не свернуть с прямого пути и не упасть снова в ту яму, откуда ее вызволил капитан Блад. Уже потом, когда она вышла замуж за кузнеца, когда у них родился первый сын, она назвала его Питером в честь того единственного человека, которого любила всю жизнь, хотя это и осталось тайной для всех, в том числе и для нее самой, считавшей это светлое чувство благодарностью.
- Спасибо, сэр, - прошептала она в последний раз. Прошуршало платье, и Питер вдруг почувствовал, как к его щеке прижались мягкие, дрожащие губы. Но когда он с недоумением открыл глаза, грязное лиловое платье уже скрылось за затворяющейся дверью…
@темы: Фанфики
-
-
03.07.2006 в 16:28-
-
03.07.2006 в 21:31-
-
03.07.2006 в 21:43-
-
03.07.2006 в 22:30-
-
03.07.2006 в 22:34-
-
03.07.2006 в 22:36-
-
04.07.2006 в 12:50Captain Light
Я могу с ней связаться и узнать, если вам интересно
Будьте так любезны, особенно если есть что-то еще из прозы (стих уже читала, спасибо)...
-
-
04.07.2006 в 22:00