Лепестки на волнах

[Sabatini]

Вдруг написался еще один, завершающий, фик про дона Мигеля и Беатрис

Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Пейринг или персонажи: дон Мигель де Эспиноса/ОЖП; дон Диего де Эспиноса
Рейтинг: PG-13
Категория: джен, местами гет
Жанры: ангст, драма,
Предупреждения: смерть основного персонажа, нехронологическое повествование
Размер: почти миди, ок 4000 слов
Описание: постканон, 1707 год. Флешбеки. Финал.
Примечания автора: Пред. части лежат тут sabatini.diary.ru/?tag=221431
Хедканон автора в том, что касается видения образов дона Мигеля и дона Диего



Глава 1

Сентябрь 1653, Кадис

Море накатывалось мутно-зелеными валами, вздымало над молом пенные брызги и, недовольно ворча, отступало. В бухте Кадиса плясали на волнах юркие фелуки, тяжело переваливались, натягивая якорные тросы, огромные галеоны. Справа угрюмо насупился расположенный на небольшом островке приземистый форт Сан-Себастьян - главный страж гавани и города .
Конец сентября, разгар штормов равноденствия. Обычно заполненный людьми причал опустел: желающих выйти в гневное море не было, лишь у самого горизонта мелькал парус корабля какого-то совсем отчаянного капитана. И те немногие моряки, которые по воле злой судьбы выбрались из таверны, удивленно косились на стоящего в самом конце мола худощавого подростка лет тринадцати. Сильный ветер, заставляющий их втягивать голову в плечи, трепал его темные кудрявые волосы. А мальчик, казалось, и не замечал ни ветра, ни брызг, и, уходить, судя по всему, не собирался.
- Мигель! - Поскальзываясь на мокрых камнях, к нему спешил другой мальчик, помладше: - Мигель!
Тот обернулся не сразу — голос прибоя заглушал все звуки
- Диего?
- Я так и знал, что ты удрал сюда... - обижено заявил Диего.
Мигель рассеянно улыбнулся и спросил невпопад:
- Тебе не кажется, что море говорит с нами?
Диего поежился:
- Что это пришло тебе в голову? Вот узнает отец Матео...
- А кто ему расскажет? Может, ты, брат? — прищурился Мигель
- Нет! Клянусь святым Диего из Алькалы, моим покровителем! - запальчиво воскликнул Диего.
- Разве дикие звери не разговаривали со святыми? — не слушал его Мигель. - И разве море, как и все сущее, — не творение Господа нашего?
- Так то - звери, и ты ведь пока не святой, — рассудительно заметил младший брат и осекся: уж больно странный разговор у них получается. Если их отец, или, не дай Боже, священник и вправду узнают, обоим не миновать хорошей взбучки, а то и еще чего похуже. Впрочем, с тех пор, как они по приглашению дяди Освальдо приехали в Кадис, Мигель все время ведет себя странно и готов часами пропадать в порту, хотя отец совсем тому не рад. Поневоле подумаешь, что кто-то навел на брата чары. Диего продолжил уже жалобно, исподлобья глядя на Мигеля: - Хватит, а? Я промок. А тебя все ищут. Отец недоволен...
Что-то будто погасло в лице старшего брата. Он прерывисто вздохнул и упавшим тоном ответил:
- Пойдем, Диего.
Диего был бы рад пуститься бегом и нетерпеливо оглядывался на него. Оно и понятно: старший брат всегда был заводилой в их проказах, и непререкаемым авторитетом для младшего, а тут плетется позади, однако Мигель продолжал идти медленно, понурив голову. Он предчувствовал, что его ждет неприятное объяснение с отцом, и почти наверняка - наказание. Но гораздо больше его огорчало, что приходится уходить именно сейчас — ведь только ему начало казаться, что он различает слова в рокоте моря...

Май 1707, Эль-Ферроль

...Поразительно, события вчерашнего дня поблекли, а то, что случилось много лет назад, видится ярко. Стоит протянуть руку и коснешься шершавого камня стен Кадиса. Мигель де Эспиноса покачал головой и откинулся на спинку кресла. На колени упал лепесток отцветающей магнолии, де Эспиноса сбросил его в плещущийся у самых его ног пруд...

Алехандро де Эспиноса привез сыновей в Кадис в надежде заручиться протекцией дона Освальдо де Мендосы, дяди мальчиков по материнской линии, и затем представить их ко двору. Тогда же Мигель впервые увидел море, и что-то сдвинулось в его душе. Как завороженный, он разглядывал величественные галеоны, матросов, проворно снующих по вантам, всем своим существом желая очутиться на палубе одетого белым облаком парусов корабля.
Разумеется, упрямство старшего сына, вдруг заявившего, что он намерен связать свою жизнь с морем вызвало бурю негодования у дона Алехандро, человека властного и жесткого. Однако ни посулы, ни угрозы не возымели на Мигеля никакого воздействия. Такого рода бунт мог повлечь за собой самые печальные последствия для строптивого юнца, если бы ему неожиданно не оказал поддержку дядя Освальдо. Что именно убедило отца, Мигель так и не узнал. Но в итоге тот смирился. А ему объявили, что вскоре кузен Родриго, старший сын Освальдо, отплывает на Эспальолу, и на его корабле есть место для теньента Мигеля де Эспиносы.

«Охота мокнуть. Ты и впрямь одержим...» - насмешливо говорил тогда Диего.

Но Мигель ничуть не удивился, когда через несколько лет младший брат также избрал судьбу моряка.

За свою долгую жизнь адмиралу де Эспиносе довелось побывать во многих городах, но Кадис, сродни первой любви, занимал особое место в его душе. Золотой Порт, гордость Испании...

Ветер погнал рябь по поверхности пруда, бело-розовые лепестки магнолии заколыхались на мелких волнах, наползая друг на друга и переворачиваясь. И де Эспиносе вдруг привиделись буруны над верхушками мачт галеонов, уходящих на дно. Верно, Испания тяжко прогневила Творца, раз славная победа у стен Кадиса обернулась горчайшим поражением в заливе Виго.*


Октябрь 1702, Виго

В середине сентября 1702 де Эспиноса получил срочный приказ выдвинуться на соединение с Серебряным флотом и сопровождающими его французским конвоем и поступить в распоряжение адмирала де Веласко. Пять кораблей де Эспиносы встретились с испано-французской эскадрой в бухте Виго. И вот уже две недели корабли стояли на рейде: Мануэль де Веласко ничего не предпринимал, ожидая приказа из Мадрида...

- И все-таки я настоятельно рекомендую... нет, я требую, чтобы Серебряный флот продолжил свой путь и шел в Эль-Ферроль. Город хорошо укреплен, а узость пролива послужит дополнительной защитой, - Мигель де Эспиноса устало потер висок. Он уже не надеялся переубедить адмирала де Веласко и французского вице-адмирала Шато-Рено.
Совещание в кают-компании испанского флагмана длилось третий час. Француз, щегольски одетый, тонко улыбался, скрывая досаду, и обмахивался надушенным платком. Его высказанное ранее предложение направиться в Брест тем более не нашло отклика у испанских союзников.
- Дон Мигель, - тучный де Веласко отдувался и недовольно сопел. - У меня есть сведения, что адмирал Рук не сумел взять Кадис и возвращается в Англию. Здесь нам никто не угрожает. К тому же, гарнизон усилен, а вход в бухту перегорожен. И я не хочу рисковать, в шторм проходя Феррольским проливом.
Он поднялся на ноги, давая понять, что совещание окончено.
- Но хотя бы велите разгрузить корабли! - раздраженно бросил де Эспиноса напоследок.

Адмирал де Веласко внял таки совету и снял с галеонов часть ценностей. Но его действия запоздали: утром 23 октября море заполонили паруса кораблей англо-голландской эскадры, и Серебряный флот оказался заперт в заливе...
В безнадежной попытке не дать врагу прорваться в бухту, де Эспиноса сражался бок о бок с французами. Он потерял четыре из пяти своих кораблей. «Архангел», получивший многочисленные пробоины, со сбитым рангоутом, едва держался на воде. Не лучше дела обстояли и у союзников. И вот тогда на флагманском галеоне «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон» взвился сигнальный флаг: де Веласко приказывал сжечь корабли...
Стиснув руками перила ограждения юта, дон Мигель смотрел, как под воду одним за другим погружаются пылающие галеоны, унося с собой не только неисчислимые ценности, но саму надежду для Испании. Каким-то краем сознания он отметил, что Шато-Рено с остатками эскадры удалось вырваться из блокированной бухты. Затем он осознал, что его тянет за рукав один из теньентов.
- Сеньор адмирал! Вы меня слышите? Вы ранены?
Ранен? Действительно, правая штанина намокла от крови, но боли он не чувствовал, и поэтому лишь мотнул головой.
- «Архангел» тонет. Шлюпку уже спустили. Вы должны покинуть корабль, - настойчиво твердил теньент, а де Эспиноса никак не мог вспомнить его имя.
Им овладело страшное опустошение. Казалось, что жизнь по капле вытекает из него, и причиной тому была вовсе не пустяковая царапина. И даже то, что сокровища не достанутся англичанам, не служило утешением. У его страны больше не было Серебрянного флота...


Глава 2

Май 1707 г., Эль-Ферроль

Адмирал Рук не стал нападать на Виго, трезво оценив надежность укреплений города. Да и к чему? В окрестностях было, чем поживиться. Разорив близлежащие деревни и несколько монастырей, захватчики обнаружили также сундуки с золотом и серебром, которые не успели отправить в Мадрид, и, удовольствовавшись этим, покинули залив Виго.
Вскоре после отплытия англо-голландской эскадры, занемогшего дона Мигеля перевезли в Эль-Ферроль. Много дней он лежал, безучастно разглядывая полог кровати. В груди разливалась тупая боль, и дыхание самой Вечности касалось его лица. Беатрис брала его холодные ладони в свои, согревая их, и даже полузабытьи он ощущал ее присутствие. Что же не дало погаснуть тусклому огню жизни в изнуренном болезнью и отчаянием теле? Травяные настои жены? Ее любовь? Или его собственное упрямство?
Как бы то не было, ему вновь удалось отступить от ледяной бездны. Но она осталась близко, очень близко. И хотя к весне 1703 года он поднялся с постели, даже прогулка по саду стоила ему немалых трудов.

Два чужеземных принца спорили за трон и, подобно хищным птицам, разрывали Испанию на части. Война шла полным ходом, но для адмирала де Эспиносы она была закончена. Погруженный в раздумья, он подолгу сидел в кресле на берегу крошечного пруда или возле разожженного камина. События прошлого разворачивались перед его глазами бесконечной лентой.
Приходила Беатрис и устраивалась рядом с ним, на скамеечке. У них вошло в привычку молчать, лишь иногда она что-то негромко напевала, склоняясь над пяльцами с вышивкой, однако для него было как никогда была важна ее близость.
И только известие о потере Гибралтара вызвало у дона Мигеля вспышку ярости. Он гневно упрекал Небо в несправедливости. Как бы он желал сражаться в том бою и с честью принять смерть! Но Господь судил ему медленно дотлевать в немощи и бессилии...
Затем он устыдился своего малодушия и в тот же вечер попросил жену вновь читать ему.

Галисия в меньшей степени оказалась затронута военными действиями, и здесь жизнь брала свое. В прошлом году произошло немаловажное событие для семьи адмирала де Эспиносы: дон Хуан де Кастро-и-Вильальба попросил руки Изабеллы.
Дон Мигель осознал, что еще способен радоваться и... удивляться: его малышка Изабелита выросла. Дон Хуан происходил из хорошего рода, его земли, лежащие вблизи Ла Коруньи, приносили неплохой доход даже в нынешние печальные времена, но де Эспиноса не хотел неволить дочь, ведь той едва минуло пятнадцать. Однако Изабелита подозрительно легко согласилась, и он удивился еще больше, когда выяснил, что молодые люди уже знакомы.
«Мы слишком ее баловали. Как они ухитрились?!» - возмущенно сказал он жене.
«Разве у нас было иначе? Главное, дон Хуан ей по сердцу» - лукаво ответила та, и де Эспиноса впервые за многие месяцы улыбнулся, догадавшись, что дело не обошлось без ее участия.

Свадьба состоялась в апреле этого года, сразу после Великого поста, затем Изабелла уехали в Ла Корунью, оставив своего отца в некотором недоумении — тому еще предстояло привыкнуть не слышать в доме смеха дочери...

Впрочем, именно смех он сейчас и слышал.
Кто-то с треском ломился сквозь подстриженный кустарник.
- Диего!
Снова приглушенный смешок.
На лужайку выбрался мужчина средних лет. Поверх скромного камзола на нем был надет кожаный нагрудник, в руках он сжимал рапиру. Судя по всему, он не замечал сидевшего в тени деревьев дона Мигеля.
- Диего, выходите, я знаю, что вы здесь!
Из кустов показался смущенный Диего.
- Вы самовольно покинули место поединка, а это недопустимо для истинного кабальеро — сурово произнес учитель.
Диего опустил голову, но все-таки осмелился возразить:
- Но ведь это не было настоящим поединком, сеньор Гарсия! А упражнения так скучны! Сколько можно держать шпагу в вытянутой руке и стоять неподвижно?!
- Эти упражнения могут весьма и весьма пригодится вам, Диего.
- Я хочу рубить проклятых еретиков и командовать кораблем. Как мой отец!
- Что будет стоить ваша жизнь в настоящем бою, если вы не умеете защищать ее? Да к тому же, если вы не способны подчиняться приказам, кто доверит вам корабль и солдат? - нахмурился Гарсия.
- А вот мой отец и дядя... Они вовсе не подчинялись...
- Диего, - окликнул сына де Эспиноса.
Диего обернулся, и слова замерли на его губах, а щеки густо заалели.
Гарсия тоже обернулся и немедленно склонился в поклоне:
- Дон Мигель...
- Продолжайте, сеньор Гарсия, - усмехнулся де Эспиноса.
- И я уже не говорю, что вы нарушили покой вашего почтенного отца, - пробормотал тот. - И сейчас я попрошу дона Мигеля самого назначить вам наказание.
Де Эспиноса приподнял бровь, но кивнул:
- Оставьте нас. Позже Диего вернется к так опрометчиво прерванному занятию.
Учитель фехтования поклонился еще раз. Дон Мигель дождался, когда он скроется за живой изгородью, затем, опираясь на массивную трость, встал.
- Пройдемся, сын.
Понурившись, Диего шагнул вслед за ним, и они медленно пошли по огибающей пруд дорожке.
- Ты собирался сказать, что ни я, ни твой дядя не подчинялись приказам, - начал дон Мигель: - От кого ты узнал это?
Диего лишь еще ниже опустил голову.
- Ну же, я жду ответ.
- Я... дал слово, отец, - выдавил Диего.
- Вот как? И ты осмелишься перечить своему отцу? Ты же знаешь, что я накажу тебя.
- Даже если вы велите наказать меня... И даже если выпороть, я... не могу назвать вам его имя. Потому что... это недостойно истинного кабальеро! - Диего гордо вскинул подбородок и в упор посмотрел на отца.
Тот окинул сына внимательным взглядом, но Диего не опустил глаза. Тогда дон Мигель серьезно проговорил:
- Что же, держать слово - это весьма похвально и делает тебе честь. Впрочем, подозреваю, что это был старый Паскуаль.
- Но вы же не прогоните его? - заволновался Диего, мгновенно превратившийся из гордого кабальеро во взъерошенного десятилетнего мальчишку: - Еще он сказал, что вы оба были великими моряками. И полководцами...
- Премного ему благодарен... - хмыкнул дон Мигель: - Но к делу. Знай: сеньор Гарсия прав.
Во взгляде Диего появилось удивление.
- Да, Диего. И еще - приказы могут быть разумны или глупы. Или казаться таковыми. Самое точное следование им не убережет тебя от поражения. А ослушавшись, ты можешь обрести славу. Или покрыть себя позором...
Дон Мигель остановился и замолчал, глядя прямо перед собой

Вест-Индия, 1686 г

- На рейде Сан Хуан де Пуэрто-Рико бросил якорь прекрасный корабль. Представь мое изумление, когда я узнал, что он принадлежит тебе, - адмирал де Эспиноса испытующе взглянул на своего брата.
Диего пожал плечами:
- Да, «Синко Льягас» наконец-то пришел из Кадиса. Вовремя - теперь, когда «Сан Феллипе» так поврежден, что вряд ли имеет смысл заниматься его ремонтом.
- Диего, есть ли еще что-то, что я должен знать?
- Что именно?
- Я понимаю, ты взбешен потерей галеонов, но... Сейчас не самый удачный момент для необдуманных действий, да еще в одиночку. Так что прошу — будь осторожен.
- Слушаюсь, мой адмирал, - усмехнулся Диего, но почему-то отвел взгляд...

...Сколько раз потом Мигель де Эспиноса, мысленно прокручивая этот разговор, корил себя за то, что не проявил достаточной настойчивости и не выяснил намерений Диего. Ведь в его власти было запретить брату тот злосчастный налет на чертов Барбадос...
Видимо, он молчал слишком долго, и Диего начал переминаться с ноги на ногу. Дошел ли до мальчика смысл его слов?
- Запомни, Диего: никто не пройдет свой земной путь, ни разу не ошибившись. Однако ошибки ошибкам рознь. И ценой ошибки простого солдата можеть быть его жизнь. Полководец же за свою ошибку заплатит цену намного — намного! - выше. А теперь ступай.
- И вы не накажете меня? - недоверчиво спросил Диего.
Дон Мигель усмехнулся:
- Нет, если ты дашь слово не совершать впредь поступков, недостойных истинного кабальеро.

Глава 3


Июнь 1665 года, Кадис

Толкнув дверь капитанской каюты, Диего де Эспиноса остановился на пороге и присвистнул:
- Недурно!
Услышав голос брата, Мигель поднял голову от стола, заваленного рулонами карт.
- Диего! - воскликнул он. - Я уж думал, что-то помешало тебе отплыть из Гаваны, однако капитан Фернандес сообщил, что ты в Кадисе.
Выйдя из-за стола, он подошел к Диего и обнял его:
- Здравствуй, брат. И где ты пропадал целую неделю?
- Я отправился в... паломничество.
- В самом деле? И куда же?
- В монастырь Святой Клары. Поклониться чудотворной статуе Господа нашего. И святым мощам.
Мигель недоверчиво посмотрел на него:
- Твердость твоей веры не вызывает ни малейшего сомнения, однако... все ли мощи, которым ты поклонялся, были святыми?
- Т-с-с, братец, - понизил голос Диего, — на кораблях такие тонкие переборки...
- Как ее зовут?
- Каталина де Вильянуэва.
При этих словах пришел черед старшего брата присвистнуть:
- Как это тебя угораздило? Впрочем, во вкусе тебе не откажешь. Как и в безрассудстве, - он неодобрительно покачал головой: - А как же твоя нареченная?
Диего неопределенно пожал плечами:
- Свадьбу отложили еще на год, на этот раз из-за болезни ее отца. А сам-то ты что? Думаешь, ты и дальше сможешь увиливать от той же участи? Наверняка, отец скоро подыщет тебе невесту, если уже не сделал это.
Мигель неохотно буркнул:
- Значит, придет время исполнить мой долг.
- Уф, и ты забудешь бархатные очи доньи Химены? - младший брат ухмыльнулся, заставив недовольно поморщиться старшего. Поскольку ответа не последовало, Диего, присмотревшись к лежащему на столе узкому конверту, воскликнул:
- Ха, уж не от нее ли я вижу послание? Что же, утешить прекрасную вдовушку — дело благое...
- Диего!
- Ну... не сердись, - примиряюще сказал Диего и, чтобы перевести разговор в другое русло, спросил: - И каково быть капитаном? Говорят, сам адмирал де Ибарра благоволит тебе.
- Ты тоже года через два сможешь командовать кораблем. Если станешь серьезнее.
Диего встряхнул головой, отбрасывая упавшую на глаза волнистую прядь волос.
- Вся наша фамильная серьезность досталась тебе, братец.
- Повеса, - беззлобно проворчал Мигель. - Но я слышал, что и ты отличился в стычках с буканьерами на западе Эспаньолы.
- Этот сброд? - презрительно скривил губы Диего: - Не нужно особой доблести, чтобы истреблять их. Они подобны животным, а их женщины безобразны и несговорчивы...
- Только не говори, что тебя прельстили их женщины!
- Не скажу, - захохотал Диего. - О, все еще слагаешь серенады? - он кивнул на лежащую на рундуке гитару с темным грифом и богато украшенным корпусом.
- Иногда, - уклончиво ответил Мигель.
- Не одолжишь мне на сегодняшний вечер?
- Диего, стены, окружающие дом де Вильянуэва, высоки, а сторожа злы.
В голосе старшего брата отчетливо слышалась тревога, но Диего беспечно рассмеялся:
- Огонь страсти сжигает все преграды на своем пути.
- Смотри, как бы этот огонь не припек тебе пятки. Сеньорита де Вильянуэва просватана за дона Сальвадора де Васкеса. Он не прощает обид. Да и ее отец шуток шутить не любит.
- Не впервой!
- Пеняй на себя, брат. Знай только, что мне бы очень не хотелось лицезреть твой труп с проломленной головой.
Диего отмахнулся:
- Не о чем беспокоится. В Кадисе не только у дома де Вильянуэва есть благоуханный сад. Лучше скажи, где ты остановился. Или ты и вовсе не сходишь со своего корабля?
- На площади Сан-Хуан, белый дом по правую сторону от церкви.

… Мигеля разбудил громкий, лихорадочно-торопливый стук в дверь. Он выскочил из спальни и едва не столкнулся на лестнице со слугой: старый Густаво, шаркая, спускался вниз. На плече он держал мушкет времен войны во Фландрии. Из каморки под лестницей выбралась заспанная перепуганная Марселина, кухарка.
Стук повторился, и Густаво крикнул, снимая мушкет:
- Терпение, терпение, мой добрый сеньор! Сейчас я вас привечу!
- Откройте! Во имя милосердия...
Мигель похолодел, узнав голос Диего.
- Убери мушкет, Густаво!
Он слетел по лестнице и, отодвинув засов, распахнул дверь. И едва успел подхватить брата, сползающего по стене дома.
- Ты ранен?! Густаво, лекаря!
- Не надо лекаря... - пробормотал Диего и обмяк в его руках.
Проявив неожиданную прыть, Густаво велел растерянно застывшей Марселине найти чистого полотна и согреть воды. Затем он помог Мигелю перенести Диего в спальню и устроить на кровати.
Роскошный камзол Диего превратился в лохмотья, немного выше колена правой ноги обнаружилась обильно кровившая рана: мышца бедра была разорвана клыками необычайно крупной собаки, либо даже волка. На руках имелись и другие укусы, поменьше.
Густаво много лет тянул солдатскую лямку, и, как и всякий солдат, был сведущ в ранах. Осмотрев Диего, он заявил, что, хвала Господу, бедренная артерия не задета и жизни молодого сеньора ничего не угрожает. Мигель склонен был с ним согласиться, поскольку в ином случае Диего истек бы кровью на месте.
Что-то ворча себе под нос, старый слуга ушел к себе.
Мигель с тревогой и досадой смотрел на бесчувственного Диего, распростертого на кровати. Куда непутевый брат вляпался на этот раз? Или его занесло еще и поохотиться в Сьерра-Морене?
Вернулся Густаво, держа в руках круглую коробочку из желтоватого металла. Внутри была была странно пахнущая темная мазь.
- Что это? - подозрительно спросил Мигель.
- О, это снадобье творит чудеса! Не извольте беспокоится, мне его дал один монах. Святой человек, отшельник с горы Альмансор.
Мигель кивнул, и вдруг спохватился:
- Надо проверить, нет ли крови на мостовой перед домом...
Однако, не успел он договорить, как за окнами громыхнуло, и по стеклам защелкали первые капли дождя.
- Впрочем, дождь скроет все следы. Ему везет, - хмыкнул Мигель, - хотя он того и не заслуживает.
Причитающая кухарка принесла наполненный горячей водой тазик и кусок полотна. Густаво пресек ее жалобы и отправил восвояси, молиться Пресвятой Деве за здравие молодого сеньора. Потом, смыв запекшуюся кровь с бедра Диего, стал наносить мазь.
Диего дернулся и простонал:
- Мигель...
Страх за брата уступил место злости:
- А, ты пришел в себя! И кто же это тебя так отделал?
- Собаки... Чертов Вильянуэва завел настоящих чудовищ... И кажется, меня поджидали... Я убил двух собак своим кинжалом, но в доме поднялся переполох...
- Так все-таки ты залез к нему в дом?!
- А-а-а! - взвыл Диего.
- Терпи! - безо всякого сочувствия прикрикнул на него Мигель: - Ты и в самом деле болван! Тебя кто-то узнал?
- Нет... не думаю...
- Хорошо, если так. Как тебе удалось выбраться?
- Каталина... дала мне ключ от калитки...
- Бедная девушка. А что будет с ней, ты подумал?
Диего ничего не ответил, а Мигель, придя в еще большую ярость, прорычал:
- Ты обесчестил ее?!
- Нет! Мы только...
- Надеюсь, ты не врешь. Но если сеньорита де Вильянуэва назовет твое имя, твоя жизнь не будет стоить и песо.
- Каталина? Никогда! Но... твоя гитара... - виновато пробормотал Диего, корчась от боли под руками Густаво. - Она осталась там... Прости...
Мигель досадливо прикусил губу.
- Думаю, обойдется, - помолчав, сказал он: - Я, в отличии от тебя, не шлялся с ней по благоуханным садам Кадиса, а изготовивший ее мастер живет в Мадриде, - Потом он жестко усмехнулся: - В любом случае, как только встанешь на ноги, тебе придется уехать. Отправиться в новое паломничество, например. А еще лучше — вернуться на Эспаньолу.
- Я умею сражаться... и если дон Сальвадор вызовет меня...
- Не будь глупцом. Дон Сальвадор велит подстрелить тебя из засады. Как куропатку.

Май 1707 г., Эль-Ферроль

...Дон Мигель вздохнул. Разве он недостаточно знал своего брата?
Диего, пылкий и упрямый; часто, слишком часто идущий на поводу своих желаний. Сколько раз он попадал в передряги, из которых выпутывался лишь чудом. С годами он, конечно, стал осмотрительнее и не в пример больше прислушивался к голосу разума, но не утратил импульсивности, присущей его натуре.
Так почему же он не предвидел того, что Диего, глубоко уязвленный потерей кораблей, не смирится с унизительным поражением, и пойдет наперекор его советам?
Наверняка, он смог бы предотвратить очередное безрассудство брата, если бы остался на Пуэрто-Рико, но ему надо было спешить в Санто-Доминго. А потом случилось, то... что случилось.

В конце аллеи показалась жена, и де Эспиноса почувствовал, что невольно улыбается.
Время оказалось милосердным к его Беатрис: ее походка была все так же легка, а движения грациозны, и в темных волосах почти не было серебра, вот только черты лица стали строже. За какие же неведомые добродетели Небо благословило его таким сокровищем?
Жизнь вдруг увиделась де Эспиносе пестрым гобеленом, где причудливым узором сплелись любовь и ненависть, триумф и отчаяние. Убери одну нить — и узор станет другим, а то и вовсе исчезнет. После гибели брата гобелен его жизни ткался лишь из черной нити горя и боли, и алой — ярости, и де Эспиноса думал, что ничего уже не изменится, но полотно неожиданно вновь вспыхнуло ярким многоцветьем. Он вспомнил тот безумный осенний день, когда бросился в погоню за своенравной дочерью алькальда Сантаны. И догнал, и сделал своей. И единственное, о чем ему оставалось сожалеть - что его гордыня и упрямство причинили ей слишком много страданий...
Жена подошла к нему, и де Эспиноса обнял ее за плечи, прижимая к себе.
- Что пишет Изабелита?
Беатрис удивленно вскинула голову:
- Как ты догадался, что пришло письмо?
- Да вот, догадался, - усмехнулся он.
- Она пишет, что все благополучно, и я уверена, что так и есть.
- Даст Бог, так будет и дальше, - де Эспиноса жадно вглядывался в ее лицо, будто желая запечатлеть в памяти каждую черточку: - Моя маленькая сеньорита Сантана, тебе было тяжело со мной?
- Я счастлива с тобой, Мигель, но... почему ты спрашиваешь?
Де Эспиносе так много нужно было сказать ей, но дыхание перехватило. Он попытался набрать в грудь воздуха и не смог. И в этот миг ясно осознал, что отпущенное ему время истекает. Что оно уже истекло.
- Мигель! - отчаянно вскрикнула Беатрис
- Я всегда любил тебя... Беатрис...
А затем из дальнего далека надвинулся шелест волн, и де Эспиноса почувствовал на губах соленый вкус моря...

- Мигель!
Худощавый подросток на краю мола оборачивается и радостно улыбается, увидев бегущего к нему мальчика помладше.
Море шумит уже совсем близко, и в его голосе Мигелю удается наконец расслышать то, что чудилось ему всю его жизнь
- Ты мой... мой... Теперь и навсегда!
______________________________________________________________
* Битва в заливе Виго, когда Серебрянный флот Испании оказался затоплен в бухте, относится к событиям Войны за испанское наследство. По мнению одних историков, на дно ушли несметные сокровища, однако другие полагают, что все-таки большую часть ценностей удалось снять с кораблей и отправить в глубь страны.