Я тут ознакомилась с произведением Точинова Виктора "Остров без сокровищ". Очень забавная спекуляция на заданную тему "А было ли в романе всё так, как записал это Джим Хокинс". Выискивание блох в тексте, отсылки к историческим фактам, с кровью выдранные цитаты и грандиозные умозаключения на пустом месте, короче, всё как мы любим. Автор оторвался на полную катушку, презрев логику, а так же стыд и совесть. Но здесь я о нём пишу, потому что в одной из глав он упомянул Сабатини и его героя капитана Блада.
текст"Для начала контрвопрос: а почему, собственно, якобы случайные обмолвки и ошибки Стивенсона складываются так идеально, дополняя друг друга, словно элементы мозаики-пазла? И почему картина в результате получается столь логичная и законченная?
Всё познается в сравнении.
Давайте для сравнения бросим беглый взгляд на творчество другого классика жанра, Рафаэля Сабатини.
Сравнение более чем корректное. Сабатини – младший современник Стивенсона (мэтр умер, когда юному Рафаэлю было девятнадцать). Оба творили поначалу в Англии и на английском языке, но оба не англичане – один шотландец, другой натурализованный итальянец. Оба, получив известность, жили и работали за границей, там же и скончались. Оба, наконец, писали про пиратов.
Итак, Сабатини… Герои у него – тоже лучший пример для молодежи. Вспомним самого известного, капитана Блада: красив, элегантен, отважен, честен, умен, образован, хорошо воспитан, верен в любви, благородство – зашкаливает… Короче говоря, Питер Блад – ум, честь и совесть эпохи колониального раздела мира.
Непонятностей и нестыковок в книгах Сабатини о капитане Бладе очень много. Недопустимо много. Торчат из текста они гораздо сильнее, чем в романе Стивенсона – там надо внимательно вчитываться, а тут странности сами бросаются в глаза.
Например, «Арабелла», корабль Блада, дает залп всем бортом, двадцать пушек выпалили разом по вражескому судну… Фокус в том, что на борту в тот момент всего десять человек. Можно еще представить десять канониров, этак раскорячившихся, широко раскинувших руки – дабы бабахнуть из двух пушек одновременно. Но кто тогда работал с парусами? Кто следил за противником и отдал команду на залп? У штурвала стоял кто? Да-да, не изумляйтесь, именно у штурвала, хотя Блад плавал по морям в семнадцатом веке. Но его подчиненные регулярно стоят у штурвала, изобретенного в следующем столетии. (На «Испаньоле», кстати, штурвала не было, кораблем управляли посредством румпеля, что вполне логично и достоверно).
Еще пример: Блад волею судьбы оказывается на корабле своих заклятых врагов, испанцев. Выдает себя за голландца, благо язык знает, – и в результате путешествует не в кандалах и не в трюме, куда попал бы любой англичанин. Живет как белый человек, в каюте, столовается с испанскими офицерами… И как-то после ужина офицеры и Питер Блад вместе с ними, что называется, злоупотребили. Вернее, только начали злоупотреблять, когда Блад вдруг заявил: он, дескать, ирландец, происходит из нации великих выпивох, и перепьет здесь любого! Забыл капитан, что по легенде он из Голландии. И Сабатини забыл, поскольку не отметил для читателей ошибку персонажа. А испанцы? Им и вовсе наплевать: голландец, ирландец, какая нахрен разница, был бы человек хороший, давайте лучше выпьем! За ирландца с приметами Блада, к слову, испанским адмиралом неплохая награда была назначена, восемьдесят тысяч золотом…
Такие ошибки и неточности идут у Сабатини густым потоком, особенно в книгах-сиквелах про Блада. Там вообще творятся вещи чудесные: давно потопленная «Арабелла» вновь плавает по морям, и Блад вновь ей командует (бросив, очевидно, и возлюбленную, и пост губернатора Ямайки), его соратник, гугенот Ибервиль, оборачивается каким-то чудом истово верующим католиком и т. д. и т. п.
Но вот в чем проблема: как над этими странностями ни размышляй, никакой связи между ними не просматривается. Один странный момент можно объяснить так, другой этак, – но общая картина не появляется. Нельзя сделать вывод о какой-то тайной стороне жизни капитана Блада, которую автор прямо упоминать не желает, но дает достаточно намеков вдумчивому читателю.
Вывод возникает другой: плохим писателем был Рафаэль Сабатини, уж извините. Гнал свои тексты, не задумываясь о смысле и достоверности. Совсем как какой-нибудь наш автор фэнтези, молодой и талантливый.
У Стивенсона таких проколов нет, румпель штурвалом он никогда не назовет. Мы уже не раз отмечали, что практически все ляпы – результат небрежности переводчиков, незнания ими материальной части.
А если уж в тексте Стивенсона что-то настораживает своей нелогичностью – объяснение всегда находится и идеально стыкуется со вторым смысловым слоем. Это у Сабатини глупые ошибки, а у Стивенсона – сигналы читателю: включи-ка мозг, задумайся, о чем тебе хотел сказать автор."Ну в общем, всё правильно написал, крыть нечем. Единственное, что он не учёл, что действие "Хроник" и "Удач" происходит в период до его губернаторства, а так.. что тут скажешь. Сабатини въедливостью не отличался да и редактор похоже ему попался ленивый и не докучливый.
Но меня почему-то совсем не раздражают такие откровенные ляпы. Если дело касается матчасти, то я их просто не замечаю по причине полного невежества. Как человек, выросший в горах, я предпочитаю любить море с берега. Ошибки фактического плана, типа абсурдных религиозных метаний Ибервиля, больше смешат, чем расстраивают. Тем не менее есть в тексте шероховатости, которые даже к ошибкам отнести нельзя, они просто не укладываются в логику персонажей. А всё условности жанра виноваты! Не может романтический герой страдать от чего-нибудь приземлённого и всё тут! Никак не может. И даже плохо пахнуть не может. В знаменитой сцене торга на моллу, Питер "поёжился, представив, какой жалкое зрелище представляет". Какой впечатляющий амбре должны распространять вокруг себя каторжники не мывшиеся пол года, автор предпочитает не упоминать. Да там мухи должны были дохнуть на подлёте, куда там дихлофосу! Но законы жанра есть законы жанра, романтический герой ничем не пахнет и всё тут. Беда в том, что я так люблю "Одиссею", что предпочитаю считать её персонажей реальными людьми, так их анализировать куда интереснее. Поэтому такие вот моменты сильно щёлкают по глазам. Помните, в гостях у Истерлинга подавали "пережаренное мясо и переваренные овощи". И "деликатный желудок Питера Блада отказывался принимать такую еду". Фу ты, ну ты, пуся какая! А в тюрьме его видимо исключительно филе-миньон с протёртыми сердцами артишоков кормили. А уж пока на Барбадос везли, каждый день стаканчик свежевыжатого сока в трюм спускали, что уж там. Такая "деликатность" немного смущает, если вспомнить, что речь идёт о человеке, который пол жизни потратил на военную службу. Нестыковочка. Питер Блад получился очень живым, объёмным персонажем, с достоинствами и недостатками, а Сабатини время от времени упрямо пытается впихнуть его в образ "настоящего романтического героя". И получается как-то не очень. Натирает ему этот образ, жмёт. Поймите меня правильно, я совсем не хочу читать, как Питер Блад мучается геморроем, но и маэстро Сабатини время от времени перегибает палку.