Фуэго

[Sabatini]

а вот это другая, более привычная и ожидаемая реальность)
Автор: Nunziata
Бета: momond
Фэндом: Сабатини Рафаэль «Одиссея капитана Блада»
Персонажи: Питер/Арабелла
Рейтинг: R
Жанры: гет, ангст, переходящий в флафф, ER (Established Relationship)
Размер: Мини
Описание: Иногда давние друзья дарят неожиданные подарки, и это приводит к неожиданным результатам. Постканон, 1693 год

Примечания автора: Фик написан для команды Библиотека приключений на ФБ - 2015
Для тех, кто читал мой старый фик "Когда рушится мир": события того фика и "Фуэго" противоречат друг другу, но здесь я попыталась приблизиться к историческим реалиям, касающимся землетрясения на Ямайке
Иллюстрация от Elle-r yadi.sk/i/PAgnZAo4kDmRc


Февраль 1693
Кингстон

Питер Блад, губернатор Ямайки, стоял у окна, глядя на бухту, и курил трубку. День был ветреным, бирюзово-зеленоватая вода покрылась барашками. В кристально прозрачном воздухе на противоположном берегу, узкой полоской выдававшемся далеко в море, виднелась неровная цепочка крошечных домиков — все, что осталось от некогда блистательного и разгульного Порт-Ройяла.

...В июне прошлого года страшное землетрясение практически уничтожило город. Воспоминания о кошмаре тех дней тяжким грузом лежали на душе Блада. На минуту он прикрыл глаза. Его не было в Порт-Ройяле, а Арабелла и их маленькая дочь Эмили отправились на загородную прогулку. Когда пришло время повернуть назад, малышка раскапризничалась, отказываясь возвращаться домой. Никакие увещевания и посулы не могли переубедить ее, а в итоге неожиданное упрямство девочки спасло жизнь и ей, и ее матери, ведь губернаторский дом превратился в груду развалин...

После катастрофы столицу пришлось перенести в Спаниш-Таун, основанный еще во времена испанского владычества. Там же находилась официальная резиденция губернатора. Но поскольку Спаниш-Таун не имел выхода к морю, для базы английского флота выбрали лежащую в полутора десятках миль деревушку Кингстон. Уже через пару недель после землетрясения в гавани начали возводить причалы и склады, и вскоре порт уже принимал корабли.

Его превосходительству приходилось много времени проводить в Кингстоне. Помимо проблем и неурядиц, связанных со строительством порта, следовало позаботиться о защите бурно растущего поселения с моря. Каждый день возвращаться в Спаниш-Таун было утомительно, и в итоге губернатор временно обосновался в двух небольших комнатах комендатуры порта, одна из которых служила ему кабинетом, а другая — спальней.

...Бросив еще взгляд на море, Блад вынул трубку изо рта и оглянулся на заваленный бумагами стол, посреди которого высилась стопка еще не прочитанной корреспонденции. Он подошел к столу и принялся разбирать конверты, наметанным взглядом определяя их важность и откладывая далеко в сторону те, которые, по его мнению, не требовали немедленного решения. Его внимание привлекло одно из писем, которое было адресовано «лично Его Превосходительству Губернатору». Он взглянул на имя отправителя и от удивления хмыкнул.

Дон Иларио де Сааведра.

Недоумевая, какая нужда заставила де Сааведру писать ему, Питер вскрыл конверт и развернул листок, исписанный угловатым четким почерком. В начале письма дон Иларио выражал сожаление по поводу несчастья, постигшего вверенную попечению Блада колонию, и радость, что ни с самим губернатором, ни с его близкими не случилось беды. Далее шли пространные рассуждения о бренности всего земного, и в то же время — о необходимости быть благодарными Творцу за те испытания, которые Он посылает нам, и стократ — за Его милости. А в следующих строчках дон Иларио извещал его превосходительство, что в память об известных им двоим событиях, он решил преподнести дону Педро в дар жеребца андалузской породы, пяти лет от роду, по кличке Фуэго. Означенного жеребца должны были доставить на том же корабле, что и письмо.

Брови его превосходительства сошлись на переносице. Он откинулся на спинку кресла, и еще раз взглянул на листок, который держал в руках. Вот уж воистину, то ли милость Творца, то ли испытание...

Прекрасно зная, насколько ценен подарок подобного рода, Блад в то же время не представлял, что будет делать с Фуэго. Чистокровный жеребец наверняка нуждается в особом подходе, а у губернатора не было ни времени, ни желания заниматься им. Да и к страстным любителям лошадей он себя не относил.

Раздался стук, затем дверь приоткрылась и в кабинет заглянул Уоллес, секретарь Блада.

— Ваше превосходительство, пришел капитан брига «Мария», мистер Моранда.

— И что ему нужно?

— На «Марии» доставили лошадь для вашего превосходительства, и капитан Моранда хотел бы знать, какие будут распоряжения...

Питер молчал, потирая ноющий висок — усталость, с которой в последние месяцы он свыкся и почти не замечал, вдруг свинцом навалилась на него. На лице Уоллеса проступило замешательство, он выжидающе смотрел на губернатора.

— Хорошо, — сказал наконец Блад. — Передай капитану Моранде, что через... через час я буду на причале.


***

Март 1693 года
Спаниш-Таун


Из конюшни донесся глухой удар, и Арабелла, которая наблюдала за игравшей возле ее ног дочкой, прислушалась.

— Да чтоб тебя, чертова скотина!

Вопль слился со звуком еще одного удара, затем что-то с треском упало. Сдвинув брови, она посмотрела в сторону конюшни.

— Ах ты, зверюга! — раздался очередной вопль.

— Мэри, займись Эмили, — велела она сидевшей поодаль няне и встала с кресла.

Пока Арабелла пересекала двор, она успела узнать громогласное и откровенное мнение Тони, их конюха, по поводу вороного дьявола, которому место на живодерне.

Конюшня, построенная еще при испанцах и когда-то принадлежавшая губернатору острова, была огромной. Арабелла вошла во внутрь и сразу же направилась вдоль длинного ряда стойл, в большинстве своем пустых, в ее дальний конец. Там, отдельно от остальных лошадей, томился вороной Фуэго — странный и неожиданный подарок дона Иларио де Сааведры, который был, по словам Питера, его давним другом. Напротив стойла Фуэго нерешительно топтался Тони.

— Тони, что происходит?

— Ох, миссис Блад, прошу прощения, — молодой конюх закрывал левый глаз ладонью, в его взлохмаченных волосах торчали соломинки. — Стало быть, зашел я к нему, воду принес, а он! Ну сладу же никакого, второе стойло уже разбивает!

Вороной ответил ему высоким, злобным ржанием и вновь обрушил удар копыта на многострадальную перегородку.

— Да сами смотрите!

Фуэго кружил по стойлу, по его шкуре пробегала нервная дрожь. Арабелла шагнула вперед и негромко проговорила:

— Фуэго... Caballo... Вuen caballo.

Жеребец прянул ушами и фыркнул. Он остановился напротив Арабеллы, но когда она протянула руку к его морде, задрал голову и шарахнулся прочь.

— Бога ради, миссис Блад, не приближайтесь к нему! — взмолился конюх. — Он еще и цапнуть может!

— Думаю, он тоскует по прежнему хозяину, — предположила молодая женщина. — Я поговорю с Питером. Ты знаешь испанский, Тони?

— Да как-то не довелось, — хмыкнул конюх.

— Тогда хотя бы зови коня по имени.

— Вот не было печали, — недовольно пробурчал Тони себе под нос. — Вы уж поговорите с его превосходительством, а иначе попрошу, чтобы рассчитал меня. Жизнь-то дороже!

Арабелла вышла во двор и кинула взгляд в сторону небольшой лужайки, разбитой перед домом. Эмили с писком и смехом бегала за Мэри, а это значило, что есть время поразмыслить над будущим разговором с мужем.

Когда Фуэго появился в конюшне, Питер предупредил Тони о непростом характере жеребца. Возможно, у молодого конюха не хватало опыта, но с самого начала вороной причинял много хлопот. Арабелла даже упрекнула себя, что не придавала этому значения. Муж предпочитал могучего и послушного Сэра Гая, и Фуэго оказался предоставлен сам себе. Но в любом случае, надо найти какое-то решение, пока конь не зашиб Тони или кого-то еще.

Впрочем, не только с конем было не все в порядке. Арабелла не хотела признаваться себе, но их отношения с Питером... С некоторых пор она чувствовала, что он словно отгородился незримой стеной. Ото всех, в том числе от нее.

После постигшей их катастрофы ничего уже не было прежним. Всякий раз, когда Арабелла думала о том безоблачным дне, когда на Ямайке разразился кромешный ад, к горлу подступал горячий ком непролитых слез. Она вздохнула, загоняя его вглубь. Благодарение Небу, ни они с дочкой, ни Питер не были даже ранены, но то, что творилось в разрушенном полузатопленном Порт-Ройяле, навеки врезалось в ее память. Обезумевшие, неузнаваемые под коркой из пыли и засохшей крови люди, голыми руками разгребающие завалы в тщетной попытке добраться до своих близких. И жуткий, тошнотворный запах разложения, от которого мутился рассудок.

Чтобы пресечь мародерство и не допустить окончательного воцарения хаоса, губернатор Блад был вынужден принимать тяжелые решения. Если бы не его жесткость, подчас жестокость и неимоверные усилия, который он прилагал, чтобы справиться с бедствием, последствия землетрясения были бы еще печальнее...

Они перебрались в Спаниш-Таун, и вот уже несколько месяцев Питер разрывался между столицей и Кингстоном. Арабелла видела, как он утомлен, и старалась не беспокоить его по пустякам. Тем не менее, он оставался обходителен с ней и ласков с Эмили. И вроде бы, оснований для тревоги нет, но... ощущение выросшей между ними стены становилось все отчетливее.

Вечера Питер проводил в библиотеке, сверяя какие-то расчеты или, сидя в кресле, курил трубку. Уже за полночь он переступал порог их спальни и осторожно ложился рядом с женой, думая, что та спит. Он почти моментально засыпал сам, а Арабелла, приподнявшись на локте, подолгу смотрела в его даже во сне строгое лицо, отмечая сжатые губы и складку, залегшую меж бровей, и пыталась уверить себя, что нужно просто переждать этот период. Ей грех роптать, ведь они благополучно пережили страшную беду, в то время как сотни людей были покалечены и потеряли свои семьи.


***


Следующим вечером Арабелла снова заглянула на конюшню. Фуэго, понурив голову, стоял у противоположной стены стойла, и молодая женщина заметила, что шерсть вороного свалялась и потускнела, а сено в яслях было нетронуто.

— Тони, давно Фуэго перестал есть?

— Он ест, миссис Блад. Только мало — оно и понятно, день деньской стоит...

— Надо промять жеребца. Но сначала — почистить.

Это распоряжение не вызвало никакой радости у конюха.

— Дык он не подпустит меня, — поскреб он в затылке.

— Ты попробуй, Тони, — строго сказала Арабелла.

— Эх, и когда только его превосходительство вернется... — буркнул тот, неохотно входя в денник.

Вороной прижал уши и повернулся к конюху крупом.

— Фуэго, ты гордый... и сильный, — подбирая слова, проговорила Арабелла по-испански. — Позволь Тони помочь тебе...

Жеребец шумно вздохнул и скосил на нее отливающий лиловым глаз.

— Давай же, — сказала она конюху.

Тот с опаской подошел ближе и надел на вороного узду, затем взялся за скребницу, готовый при первом же движении коня отскочить, но Фуэго проявил неожиданное смирение. Все время, пока конюх чистил жеребца, Арабелла продолжала тихо разговаривать с животным, перемежая английские и испанские слова.

Закончив с чисткой, Тони потянул Фуэго за повод, намереваясь отвести его в загон.

— Не дергай так сильно, — сердито прошептала Арабелла.

К их удивлению, конь спокойно вышел наружу.

Арабелла смотрела, как отвыкший от свободы вороной бегает по загону, встряхивая гривой, и чувствовала, как в ее душе пробуждается жалость к нему.


***


Блад вернулся через день, в пятницу, и Арабелла даже удивилась — она не ждала его раньше воскресенья. Эмили с визгом бросилась к нему, и Питер, смеясь, подкинул ее в воздух. Она требовательно вопрошала, не привез ли папа ей «что-нибудь интересное». «Интересное», конечно же, нашлось, и малышка, ставшая обладательницей огромной раковины и горсти разноцветных камешков, пришла в полный восторг.

— Тебе удалось оторваться от твоих бесконечных дел? — с улыбкой спросила Арабелла, подходя к нему.

— Я соскучился по вам, — Питер склонился к руке жены, целуя ее пальцы.

— А мы — по тебе. Я очень соскучилась...

— У вас все благополучно? — он задержал ее руку в своей, пристально глядя в лицо Арабеллы.

— Да, вот только Фуэго...

— Что с ним? — нахмурился Блад.

Дочка вновь подскочила к ним, и Арабелла ответила:

— Позже мы поговорим о нем.

— Кстати, завтра мы приглашены на свадьбу дочери мистера Эдварда Грейса, — обронил Блад, беря Эмили на руки.

— Завтра? И ты говоришь об этом вот так, мимоходом? — возмутилась Арабелла. — Ах, Питер, у меня нет подходящего к такому торжеству платья...

— Ты прекрасна в любом наряде, дорогая, — любезно заметил Блад, — Да и церемония не предполагается пышной из-за траура по погибшему брату мистера Грейса.


***


Поцеловав Эмили и пожелав ей доброй ночи, Арабелла поднялась на второй этаж и подойдя к кабинету мужа, толкнула дверь.

Блад склонился над расстеленными на столе чертежами, задумчиво покусывая мундштук погасшей трубки. Он услышал, как скрипнула дверь, и поднял голову.

— Прости, душа моя, я совсем перестал бывать дома, — сказал он, отложив трубку в сторону, и встал из-за стола. — В Кингстоне закладывают новую улицу, на холме, с северо-западной стороны города. Оттуда открывается прекрасный вид на залив. Я хочу купить там небольшой дом, — его губы тронула улыбка. — Думаю, тебе понравится. Если ты, конечно, согласна приезжать туда.

— Согласна, — ответила Арабелла. — Пусть даже вид и не отличался бы красотой.

Блад подошел к Арабеллые и положил руки ей на плечи, и она, прижавшись к мужу, склонила голову к нему на грудь. На мгновение ей вдруг захотелось отложить разговор о Фуэго, но она упрямо проговорила:

— Питер, нам нужно обсудить еще кое-что...

— Да, я помню. Что стряслось с конем?

— Фуэго все никак не привыкнет к новому месту, Тони не справляется.

— Сильная привязанность к одному хозяину — не редкость у андалузцев.

— Полагаю также, что тебе некогда его приручать.

— Некогда, — согласился Блад. — К тому же, Сэр Гай меня вполне устраивает.

— А если вернуть Фуэго дону Иларио, раз тебе он не нужен?

— Невозможно. Дон Иларио воспримет это как оскорбление. И я не могу ни продать его, ни передарить.

Арабелла высвободилась из объятий мужа:

— И все же придется решить его судьбу, пока он не изувечил конюха или не случилось еще какого-то несчастья.

— Хорошо, я подумаю. А Тони следует быть осторожным.

— Будь добр, — сухо сказала Арабелла. — Фуэго может погибнуть, он и так уже отказывается от корма.

Блад нахмурился, по его лицу пробежала тень:

— Дорогая, я сожалею, что с Фуэго так вышло, но это всего лишь конь, хотя и очень ценный...

— Всего лишь?! — возмущенно воскликнула она, ощущая прилив гнева — в ней словно стремительно распрямлялась доселе незаметная тугая пружина.

— Да, Арабелла, — твердо ответил Блад.

— Питер, я не могу поверить, что это говоришь ты! — она даже отступила на несколько шагов от мужа, неприятно задетая его словами.

— Я же сказал, что подумаю, — он встретился глазами с гневным взглядом жены и глубоко вздохнул: — Вижу, что ты не согласна со мной. Арабелла, я прошу тебя ничего не предпринимать. Пообещай мне. Жеребец опасен.

Арабелла с минуту молча смотрела на него, затем ответила, не скрывая досады:

— Хорошо. Я обещаю... не подвергать себя опасности.


***


— Арабелла, — тихо позвал Блад и тронул жену за плечо.

Арабелла продолжала ровно и глубоко дышать, но по напряженной позе он догадывался, что она не спит.

«Как, впрочем, и в другие ночи, — сказал он себе, — просто мне было проще считать иначе».

Медленно выдохнув, Блад убрал руку. Арабелла, его жена, свет, озаривший его жизнь, нежное весеннее утро... Она обижена и разгневана на него, и дело не только в Фуэго.

Он был благодарен ей — за ее терпение и ненавязчивую заботу, за то, как она оберегала его покой в те краткие часы, которые он проводил дома. И за то, что она ни о чем не расспрашивала его.

Чертово землетрясение! Масштабы катастрофы были столь велики, что он с величайшим трудом удержал ситуацию в своих руках. Люди ожидали его решений, и в их глазах ужас мешался с надеждой. А он, беспрестанно сталкиваясь с невыразимым горем и самой черной подлостью, привык подавлять собственные гнев и отчаяние.

Колоссальное напряжение, в котором пребывал Блад, оставило ему слишком мало душевных сил на нежность и ласку. В какой-то момент он осознал, что отдалился от жены, и это встревожило его. Он видел, что их отчуждение ранит Арабеллу. Но... наступал новый день, и очередной оползень перекрывал только что восстановленную дорогу или сбежавшие во время землетрясения негры-рабы сжигали плантации тростника или угоняли скот.

Тем досаднее эта глупая ссора. Взбрело же в голову дону Иларио подарить ему Фуэго! Его надо как можно скорее убрать из конюшни. Эмили, у которой недавно появился пони, может нечаянно забраться к жеребцу в стойло. То или иное решение найдется — это не столь важно.

Но Арабелла...

Так ничего и не придумав, Блад провалился в темный омут сна без сновидений.


***


Свадьба действительно была скромной. Сразу после церемонии, едва стихли здравицы в честь новобрачных, губернатора Блада обступили несколько гостей мистера Грейса, которые решили воспользоваться выпавшей им возможностью и уладить какие-то свои, без сомнения, важные дела. Арабелла слушала звучный голос Питера, доносящийся из-за широких спин, и дивилась самообладанию мужа и его способности противостоять напористым плантаторам, искусно уводя разговор в нужное русло. Про себя желая ему терпения, она вышла на тенистую террасу.

С самого утра они оба делали вид, что ничего не случилось, но размолвка оставила у нее привкус горечи — они ведь и так редко видятся. Возможно, Арабелла приняла слишком близко к сердцу страдания несчастного коня, но и с равнодушием, сквозившим в голосе Питера, смириться она не могла.

Ее размышления прервал приход сына мистера Грейса, Лоуренса, который недавно вернулся из Европы — одно лишь это вызывало невольный интерес. Кроме того, он оказался отличным собеседником. Уже давно Арабелла не вела столь непринужденного и увлекательного разговора. Но внезапно будто дуновение ветра коснулось ее затылка. Она обернулась и увидела стоящего в арочном проеме Питера. Он перевел взгляд с жены на молодого человека, и в глазах его появилось странное выражение. Арабелла шагнула ему навстречу, но, улыбнувшись одними губами, он остановил ее любезной фразой, потом учтиво поклонился Лоуренсу и ушел обратно в дом. Молодой мистер Грейс продолжал что-то говорить, но расстроенная Арабелла не слушала его.

Их беседа носила совершенно невинный характер, да и после Питер не сказал ей ни единого слова упрека, однако, на душе у молодой женщины стало еще печальнее.

Блад уехал в Кингстон на рассвете следующего дня. Он предупредил жену, что проведет там несколько дней, а затем отправится с инспекцией по другим округам Ямайки, проверяя, как идет восстановление разрушенных стихией поселений.

Ночью Арабелле приснился Фуэго. Он фыркал, обдавая ее лицо теплым дыханием, затем она неслась на нем верхом. C поразительной четкостью она запомнила вкус ветра на своих губах и упоение чувством полета и безграничной свободы. После такого сна ее не покидала мысль, что конь ни в чем не виноват и будет неоправданной жестокостью допустить его гибель.

Она стала каждый день приходить в конюшню и разговаривать с Фуэго. Ей казалось, что конь повеселел, стал охотнее есть, и она была рада этому. Даже Тони меньше ворчал по поводу «вороного черта». Фуэго узнавал ее и приветствовал коротким гортанным ржанием. Он позволял угощать себя и осторожно брал кусочки лепешки, едва касаясь ладони Арабеллы бархатистыми губами.

Примерно через неделю после отъезда мужа Арабелла велела оседлать коня. Конюх вытаращил глаза и попытался отговорить ее, однако она была непреклонна.

С предосторожностями Тони надел узду и седло и вывел вороного во двор. Он бурчал себе под нос, что если с миссис Блад приключится беда, ему не простится этот грех.

Арабелла была уверена, что Фуэго можно доверять, но все же она распорядилась вести андалузца в загон, понимая, что конь застоялся, да и его горячий темперамент не вызывал у нее сомнений. Конюх свистом подозвал мальчишку, помогавшему ему ухаживать за лошадьми:

— Джонни, ну-ка иди сюда. Будешь придерживать миссис Блад стремя.

Сам он взял Фуэго под уздцы и, пока Арабелла садилась в седло и разбирала поводья, не сводил с нее настороженно-угрюмого взгляда.

И разумеется, как только Тони отпустил андалузца, тот продемонстрировал свой норов, взвившись свечой. Однако Арабелла ожидала чего-то подобного и навалилась жеребцу на шею, вынуждая его опуститься. Едва копыта коснулись земли, Фуэго присел на задние ноги, затем прыгнул вперед и понесся вдоль ограждения загона.

Арабелла не мешала ему тратить силы, и, твердой рукой направляя его бег, продолжала звать коня по имени. Вороной летел круг за кругом, и перед ее глазами мелькало перекошенное от страха лицо Тони. Но постепенно, чувствуя спокойную уверенность всадницы и покоряясь ее воле, Фуэго сбавил темп. Понемногу натягивая повод, Арабелла заставила его перейти сначала на рысь, потом на шаг.

— Вuen caballo, — прошептала она, похлопывая коня по крутой шее, — buen...

С того дня Арабелла ежедневно ездила верхом на Фуэго, сначала по загону, затем — в сопровождении Тони, по окружающим город холмам. Скачка доставляла ей неизъяснимое удовольствие, а вороной, казалось, мог нестись без остановки часами, и ей приходилось сдерживать его, чтобы конюх на своем смирном мерине не слишком отставал.

Фуэго был горячим и строптивым, но иногда он утыкался мордой Арабелле в плечо и вздыхал, прикрывая глаза, и она ощущала его уязвимость, даже ранимость. Она все больше привязывалась к коню, и, не желая разлучаться с ним, дала себе слово убедить Питера оставить андалузца в Спаниш-Тауне.


***


Губернатор Блад возвращался домой погожим вечером. Его сопровождали два рослых парня-телохранителя, и он терпел их присутствие лишь потому, что на дорогах все еще было неспокойно.

Блад отсутствовал дольше, чем собирался, и его тревожило, что он уехал, оставив непредсказуемого андалузца в Спаниш-Тауне. Но он надеялся на благоразумие Тони. К тому же, проблема Фуэго разрешилась: мистеру Грейсу принадлежало много земли в окрестностях Кингстона. Он был рад оказать губернатору услугу и приютить коня, тем более что взамен получал возможность улучшить породу своих лошадей древней андалузской кровью.

Сэр Гай шел размашистой рысью, его шея потемнела от пота, но Спаниш-Таун был уже близко, и Блад рассчитывал оказаться дома до наступления темноты. В миле от города маленький отряд въехал в лес. Вдруг Питер резко натянул повод, заставив Сэра Гая возмущенно всхрапнуть и вскинуться на дыбы: среди деревьев мелькнула всадница в темно-серой амазонке, во весь опор мчавшаяся на вороном коне.

«Боже милостивый!»

Питер узнал жену, и у него похолодело в груди. Неужели Арабелла отважилась сесть на Фэуго?! Он резко повернул коня и бросил его напролом через кустарник, в погоню за всадницей. Колючая ветка с силой хлестнула его по лицу — он почти не обратил внимания на боль. Арабелла прекрасно ездит верхом, но если андалузец понес...

Сэр Гай вылетел на прогалину. В паре сотен ярдов впереди — далеко, слишком далеко для уставшего гнедого! — стлался в галопе андалузец. Хлопья пены летели с удил Сэра Гая, но Блад нещадно гнал его.

Питер видел, что расстояние между лошадьми не увеличивается, наоборот, начинает сокращаться. Он не мог окликнуть жену — из опасения, что громкий крик только усугубит ситуацию. Только бы успеть! Проклятый жеребец! Но как она могла, черт побери?!

Услышав позади себя гулкий топот, Арабелла оглянулась.

— Питер?! — воскликнула она.

И... к безмерному удивлению Блада, Фуэго замедлил свой бег, перейдя на рысь. Хрипящий взмыленный Сэр Гай через минуту поравнялся с ним. Бладу даже не понадобилось сдерживать своего коня — тяжело поводящий боками гнедой низко опускал голову и сам норовил встать. Он спешился и посмотрел на жену долгим взглядом. Страх за нее уступил место гневу, поэтому он, не желая дать волю своим эмоциям, молчал. В глазах Арабеллы появилось смущение, но она подняла подбородок и выпрямилась в седле.

Блад взял Сэра Гая под уздцы и медленно повел его назад, к лесу, молодая женщина также молча направила Фуэго вслед за ним.

— Питер, — начала Арабелла, когда они продрались сквозь переплетение ветвей и ступили на дорогу. — Я получила твою записку, но думала, ты приедешь только завтра.

— Я решил сделать тебе сюрприз, Арабелла, — он невесело усмехнулся. — Но, кажется, не стоило.

Скулу немилосердно саднило, Блад провел по лицу рукой, стирая кровь с рассеченной ударом ветки кожи. К ним приблизились отставшие растерянные слуги, он махнул им, указывая в сторону города. Когда парни скрылись за поворотом дороги, Арабелла, чувствуя неловкость и некоторое раскаяние, сказала:

— Ты поранился.

— Ничего страшного, — сухо ответил он.

— Понимаю, что ты злишься из-за Фуэго, но...

— Сомневаюсь, что понимаешь, — прервал ее Блад. — Я предостерегал тебя насчет жеребца, но тебе отчего-то непременно надо было поступить наперекор!

— Он совершенно не опасен!

— А если бы ты ошиблась? В тот миг, когда я увидел тебя... — он замолк, пытаясь совладать с собой, затем угрюмо бросил: — Завтра же я отправлю Фуэго в Кингстон.

— Питер! — выдохнула Арабелла. Спешившись, она заглянула в мрачное лицо мужа и горячо заговорила: — Прости, я напугала тебя. Я собиралась тебе рассказать, что мне удалось приручить Фуэго. Он тосковал, но сейчас все уже хорошо. Прошу, не делай этого!

Поскольку он не ответил, продолжая идти вперед, она воскликнула:

— Поверь, он просто нуждался во внимании... и любви!

Блад остановился и глухо произнес:

— Полагаю, это упрек и в мой адрес.

Арабелла пожалела о вырвавшихся у нее словах, но отступать было поздно, да и тягостное чувство, накопившееся за последние месяцы, требовало выхода. Она в упор посмотрела на мужа и сдержанно сказала:

— Раз ты сам отнес мои слова на свой счет, наверное, они близки к истине.

Глаза Питера потемнели, подобно морю перед штормом, но Арабелла бесстрашно продолжила:

— Я знаю, что ты собираешься сказать, и не намерена сетовать на твою занятость. Но... даже когда ты дома, ты бесконечно далек от нас. От меня! — последние слова она выкрикнула.

— Арабелла!

Стоящие доселе спокойно Сэр Гай и Фуэго прянули в разные стороны, испугавшись всплеска эмоций своих хозяев, а те, привычным движениями успокоив коней, не отрывали яростного взгляда друг от друга. Они стояли так близко, что казалось, каждый мог слышать биение сердца другого. Глаза Арабеллы сверкали, ее дыхание касалось лица Питера, и на мгновение он опустил веки. Он чувствовал тонкий аромат тела жены, знакомый и в то же время будоражащий, и его вдруг охватило пронзительное понимание того, как же он любит ее и желает, всем своим существом, желает так сильно, что от этого щемит в груди.

Гнев в глазах Арабеллы сменился изумлением, когда Блад обнял ее одной рукой за плечи и притянул к себе. Она хотела сказать еще что-то, но муж не оставил ей такой возможности, накрыв ее губы своими и жадно целуя ее. Ошеломленная его напором, она не сопротивлялась. Питер, который всегда — а особенно в моменты их близости — был деликатным и предупредительным, сейчас властно заявлял свои права на нее. По краю сознания мелькнула мысль о возмутительности происходящего, а в следующий миг Арабелла осознала, что отвечает на поцелуй, наслаждаясь вкусом губ мужа и исходившим от него запахом табака, просмоленного дерева и строительной пыли.

Она разом утратила ощущение твердой земли под ногами, но Питер крепко прижимал ее к себе. Он оторвался от ее губ, чтобы намотать поводья Сэра Гая на сук ближайшего дерева.

— Что... ты собираешься... делать? — спросила она, переводя дух.

— Любить свою жену, — голос Блада звучал низко и хрипло.

— Здесь?! Но... — он запечатал ей рот поцелуем, и Арабелла застонала, ощущая полную беспомощность перед неистовым вихрем, который подхватил обоих.

Питер забрал у нее поводья Фуэго. Андалузец прижал уши, почуяв чужую руку, но подчинился, и Блад привязал его на достаточном расстоянии от Сэра Гая, чтобы при всем желании два коня не смогли дотянуться друг до друга.

— Ты сошел с ума?! — воскликнула Арабелла, обмирая от испуга и какого-то невероятного восторга, потому что муж, наступая и вынуждая ее пятиться, оттеснил ее с дороги и прижал спиной к высокой свитении*.

— Да, любовь моя...

Руки Блада путались в складках широкой юбки, и испытываемое им волнение было сродни тому, что приключается с юнцом на первом свидании. Это и злило, и возбуждало еще сильнее. Он покрывал быстрыми поцелуями лицо и шею Арабеллы и пил ее дыхание, шепча что-то несуразное. Добравшись, наконец, до тела жены, он провел по гладкой коже ее бедра, затем сжал ладонями обнаженные ягодицы. С едва слышным стоном она откинула голову, упершись затылком в ствол дерева.

Питер коленом раздвинул ее ноги, его пальцы скользнули меж влажных нежных лепестков, и горячие искорки предвкушения пробежали вдоль позвоночника Арабеллы. Пальцы мужа дразняще касались чувствительного бугорка, заставляя ее кусать губы от сладкой муки. Но вот, почувствовав, как Арабелла затрепетала в его объятиях, он обхватил ее ногу под коленом, мягко, но настойчиво преодолевая слабое сопротивление, и закинул себе на бедро.

— Питер... — только и могла прошептать она, и ахнула, ощутив в себе его плоть.

— Радость моя... — севшим голосом бормотал Питер, погружаясь в сокровенную жаркую глубину. — О, моя радость...

Он двигался все быстрее, входя в нее короткими резкими толчками. Арабелла всхлипывала, смятенная, потерявшая себя в этой первозданной страсти, и, цепляясь за плечи Питера, подчинялась заданному им ритму. С каждым толчком наслаждение нарастало, затапливая ее и становясь острым, почти болезненным. Бешено стучащее сердце разрывало ей грудь. И когда ослепляющий взрыв сотряс все ее существо, она, больше не думая ни о чем, закричала, выгибаясь в сильных руках мужа.

Мгновением позже с губ Блада сорвался неясный звук, похожий на рыдание, и он замер, склонив голову Арабелле на плечо.

Прошло немало времени, прежде чем они вернулись к реальности. Вздохнув, Арабелла неверными руками оправила сбившиеся юбки и посмотрела на Питера. В наступавших сумерках его лицо было цвета темной бронзы, и тем ярче казались синие глаза, светящиеся любовью и восхищением. Она потупилась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Блад легонько дотронулся до ноющих от поцелуев губ жены, затем подал руку, помогая выбраться на дорогу.

Так, рука об руку, они подошли к позвякивающим удилами коням. Оглядев андалузца и с сомнением покачав головой, Блад отвязал его и, подведя коня к Арабелле, вновь поцеловал ее. Это переполнило чашу терпения Фуэго. Жеребец, и без того недовольный присутствием чужого для него человека, счел, что тот посмел посягнуть на его новую хозяйку. Изогнув шею, вороной предупреждающе прихватил зубами Блада за плечо.

Вздрогнув от боли, Блад оттолкнул морду Фуэго и едва сдержался, чтобы не вытянуть его хлыстом:

— Да чтоб ты околел!

Шипя ругательства сквозь стиснутые зубы, он принялся растирать плечо. Андалузец прижал уши и всхрапнул, раздувая ноздри и косясь на него. Арабелла звонко рассмеялась, и Блад тоже невольно усмехнулся, хотя усмешка получилась кривой:

— Кажется, ты обзавелась новым поклонником.

— И притом ревнивым, — поддразнила она мужа.

— Соперника я не потерплю, — предупредил Блад, то ли в шутку, то ли всерьез.

— Он всего лишь защищал меня, — смутившись, ответила Арабелла

— Ну да, и чуть не выхватил полфунта мяса из моего плеча! — Блад посмотрел на обеспокоенное лицо жены. — Впрочем, коня можно понять — как устоять перед твоей прелестью, любовь моя...

— Так он останется?! — она не скрывала своего ликования.

— Разве я могу разлучить два любящих сердца? — улыбка Питера на этот раз была куда более естественной. — Надеюсь, Фуэго позволит мне подсадить тебя в седло? Дома нас наверняка уже хватились...



* — Свитения (лат. Swietenia) — род лиственных деревьев семейства Мелиевые (Meliaceae), произрастающих во влажных и сухих тропических лесах.